Положив трубку, Тер-Газарянц обратился ко мне:
— Борис Васильевич, мы приглашаем вас на футбол. Вы за кого будете болеть, наверное, за тбилисское «Динамо»?
— За хороший, красивый футбол. Кстати говоря, уверен в сегодняшней победе «Арарата», — ответил я.
Футбольное состязание на стадионе «Раздан» прошло по-боевому, но страсти болельщиков выше критической нормы не накалились. «Арарат» выиграл со счетом 2:0, чему мои армянские друзья были безмерно рады.
Вечером в гостинице «Армения» за рюмкой ароматного армянского коньяка Бадамянц и Тер-Газарянц тепло меня проводили, подарив на память замечательную чеканку с выбитым на металле изображением величественной женщины, олицетворяющей собой Армению…
О руководителях Комитета госбезопасности Азербайджана Семене Кузьмиче Цвигуне и сменившем его на этой должности Гейдаре Алиевиче Алиеве расскажу на следующих страницах воспоминаний.
В 1970 и 1971 годах республики Закавказья пышно и шумно отметили 50-летие установления советской власти. По утвердившейся партийной традиции, в столицах республик состоялись торжественные заседания и приемы, в Тбилиси прошел военный парад. В праздновании участвовали многочисленные гости: все первые лица союзных республик, представители Москвы, комсомола, профсоюзов и армии. Конечно, самым важным гостем на торжествах в Баку, Ереване и Тбилиси стал Леонид Ильич Брежнев.
50-летие советской власти в Армении отмечалось осенью 1970 года. Зная об отсутствии у Брежнева намерения посетить войска 7-й армии, я в Ереван не собирался. Планы пришлось изменить после звонка из Москвы зампреда КГБ, давшего указание выехать в Ереван и принять участие в обеспечении безопасности генсека в части, касающейся войск.
В Ереван я прибыл поздно вечером, уже в разгар торжеств. Заслушал доклад начальника особого отдела армии и встретился с руководством КГБ Армении. У меня сложилось мнение, что план обеспечения безопасности Брежнева и самих торжеств реализуется без срывов.
Воспользовавшись приглашением коллег из КГБ, посетил юбилейное собрание, проходившее в театре оперы и балета. Во время праздничных поздравлений в театре один из выступавших, местный армянин, служивший в Отечественную войну в политотделе 18-й армии, подарил генсеку листовку, написанную Брежневым еще в ту боевую пору. Леонид Ильич, растроганный до глубины души, долго обнимал и целовал бывшего товарища-фронтовика и в конце концов разрыдался. Сентиментальная сцена глубоко растрогала всех, сидящих в зале, среагировавших на нее продолжительными аплодисментами.
На следующий день утром меня разбудил в гостинице телефонный звонок. Начальник особого отдела армии сообщил, что с самолетом генсека произошла неприятность, и просил срочно прибыть в аэропорт.
Что же выяснилось на месте? Личный самолет Брежнева военные взяли под охрану. Выставили пост. В 50–60 метрах от самолета, за ограждением аэродрома, организовали в штабном автобусе караульное помещение. Начальник караула, младший офицер, перезаряжая в автобусе пистолет, произвел случайный выстрел. Пуля пробила стекло окна и ушла в сторону самолета. Стоявший на посту солдат заявил, что он слышал слабый щелчок и считает его ударом пули об обшивку самолета.
Закрутилось разбирательство. Надо отдать должное командиру экипажа самолета и сотрудникам охраны Брежнева. Они оказались разумными и спокойными людьми, не склонными делать из мухи слона. Договорились до завершения расследования шума не поднимать и о случившемся никому не докладывать.
Приглашенные специалисты по баллистике сделали заключение, что пуля, пробив двойное стекло окна автобуса, потеряла убойную силу и до самолета не долетела. Однако поиски пули на земле положительных результатов не дали.
В это время командир самолета вместе с экипажем буквально сантиметр за сантиметром обследовал обшивку огромного Ил-62. Возможную пробоину не нашли. И все же решили подстраховаться. Поднять самолет в воздух и проверить герметизацию. Ил-62 взлетел, пошел на Ставрополь, затем развернулся на Баку и возвратился в Ереван, вылив по трассе полета запасы горючего. Наши опасения отпали. Герметизация самолета нарушена не была.
Офицера, руководившего караулом у самолета, убрали и дисциплинарно наказали. Охрана Брежнева посчитала выстрел глупой случайностью. Уверен, что о случившемся ни генсеку, никому другому не докладывалось.
Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота практиковало периодическое направление на «стажировку» в армию и на флот известных писателей и поэтов, желая приобщить их к армейской тематике.
В 1965 году такую творческую командировку в Закавказский военный округ Главпур организовал Евгению Евтушенко. Естественно, поэт военной формы не носил, в строю не находился, жил в тбилисской гостинице и ездил по воинским частям, знакомясь с жизнью и бытом военнослужащих, выбирая тематику для будущих произведений.
Зарубежные корреспонденты, «пронюхав» о поездке Евтушенко на Кавказ, подняли в прессе антисоветскую шумиху, утверждая о ссылке непокорного поэта, подобно Лермонтову, в кавказскую армию.
Москва порекомендовала мне предупредить политорганы и редактора окружной газеты о нецелесообразности предоставления поэту широкой аудитории и полос газет. Мое руководство не исключало и возможности местных провокаций в отношении Евтушенко в связи с его резкостями в адрес Сталина, допущенными в стихах.