Переговоры оказались трудными, они несколько раз прерывались и закончились только поздней ночью. Романов решил, что в условиях, когда кругом измена, трусость и обман и когда никто из членов Дома Романовых не поддержал его, он должен уступить для всеобщего блага. В конце переговоров, Ники, сильно волнуясь, объявил, что если от него требуется пойти на уступки, то он готов это сделать. Но он, перед тем как взойти на престол давал клятву богу, поэтому только перед ним он может нести ответственность за состояние дел в России. Но, император никак не может понять, как он может быть ответственным за дела в стране, если передаст власть правительству? Тем более тем людям, чьи способности ему хорошо известны.
Исходя из этого Романов может пойти только на то, чтобы назначить Родзянко премьер-министром с правом выбора в свой кабинет нескольких министров. После того как генерал-адъютант Рузский поддержал его решение, император поручил отпечатать в канцелярии на телеграфном бланке Манифест. Когда готовую бумагу принесли, Ники подписал ее и подал прочесть Рузскому. Генерал-адъютант цепко ухватился за бумагу обеими руками и, его лицо, изображая лихорадочную работу мысли, раскраснелось.
Посчитав, что все вопросы решены, император вызвал к себе Воейкова.
— Владимир Николаевич, срочно отправьте телеграмму по телеграфу Юза Родзянко и постарайтесь как можно быстрее получить от него согласие возглавить правительство.
— Я выполню ваше поручение, ваше величество!
Воейков кинулся исполнять указание Романова.
— Одну минуту, вернитесь!
Воейков вернулся на место.
— Запросите от Родзянко последние сведения об обстановке в столице.
— Ваше величество, я прошу отдать телеграмму мне, — вдруг невежливо встрял Рузский.
Император возвел на него удивительно синие глаза и тоном, исключающим возражения, приказал Воейкову:
— Владимир Николаевич, передайте телеграмму генерал-адъютанту.
Рузский, заполучив в свои руки бумагу, вопросительно посмотрел на Романова.
— Что-то еще, Николай Владимирович? — недоуменно спросил Ники.
— Ваше величество, прикажите Иванову, чтобы он прекратил свои действия против Петрограда.
Генерал опустил глаза вниз, чтобы скрыть от государя необыкновенную радость.
— Я согласен, в самое ближайшее время-это будет сделано.
Романов всеми силами старался удержать на лице бодрое выражение, но было заметно, что на его сердце скопилась тягучая тоска.
— Да поможет нам Бог! Жду вас утром, Николай Владимирович, — строго сказал Ники.
— Ваше величество, я непременно выполню вашу просьбу, — ответил с подозрительной осторожностью генерал и, поджав губы умолк.