— Что привезли, опять расчленили кого-то? — спросил он достаточно громко, подойдя к семейству сзади.

Фисюк резво развернулся к нему, смотрит поверх очков, у самого уже кончик носа дёргается, собрался кинуться, пакеты свои выронил, уже руки поднял и пальцы скрючил.

— Тихо, тихо, угомонись ты, — Роэ усмехается. — Ты погляди на эту петербуржскую интеллигенцию, чуть что — драться кидаются.

— Вы всё шутите, Виталий Леонидович, — шипит Фисюк-старший, да и сынок его оскалился.

Роэман как-то не обращал на сыночка раньше особого внимания, а тут пригляделся… Сыночек-то уже почти с папку ростом. Горбун, кривобокий, но уже сейчас в его руках чувствуется большая сила, а в глазах… осмысленная настороженность. Не такой уж он и тупой. Год, два, максимум три, и он будет силён. И вместе с папашей будет представлять опасность. Фисюк-старший и сам не подарок, а с этим подросшим упырём…

«Фисюк ещё пригодится, а сопляка дегенеративного нужно будет убить, но это после, после…».

— Слушай, Жан Карлович, мне нужен специалист… Мокрушник…

Фисюк смотрит на Виталия Леонидовича, он прекрасно видит перекошенное отёком лицо Роэмана.

— Мокрушник, вам? — нет, он не усмехнётся, и даже не улыбнётся мимолётно, а вот в глазах его острых Роэ прочёл насмешку.

— Да, мне нужен мокрушник, — повторяет Роэ. Ему неприятно, что Фисюк видит его изуродованное лицо, но дело есть дело, и никто за него его не сделает.

— А как же ваш Геночка Мартынов? Ах, простите великодушно, совсем из головы вон…, - Фисюк продолжает усмехаться одними глазами. — Он же почил недавно. Какая утрата… Хотел выразить вам свои соболезнования. Вы же теперь остались совсем один…

«О, сарказм от людоеда… Молодец. Уже пронюхал, гнида… Ладно… При следующей нашей встрече, долбаный урод, упырь поганый, я сломаю тебе руки и ноги, а потом на твоих глазах, в воспитательных целях, разорву твоего кривобокого ублюдка. На куски».

Но сейчас Роэман этого, конечно, интеллигенту не скажет. Он просто хватает Фисюка за руку, за ладонь, и выпускает когти прямо тому в кожу.

— Ты меня слышишь, Фисюк, есть у тебя мокрушник? Я, что, зря к тебе тащился, ну, давай, я уверен, что есть…

— Не надо, не надо этого…, - Жан Карлович пытается высвободить свою руку из когтей, но Роэман держит крепко, кровь течёт и пачкает обоих. А Фисюк шипит:

— Не надо, отпустите…

Стоявший до этого неподвижно сынок Фисюка вдруг сделал к ним шаг, и мордашка его дегенеративная уже не растерянная, он уже папашку спасать собрался.

— Стой на месте, недоделанный! — Виталий Леонидович поднимает руку в предупреждающем знаке. И сыночек останавливается, он ещё побаивается Роэмана, но вот долго ли это будет продолжаться?

— Зачем вы так? Ну зачем? — морщится Жан Карлович, и теперь в его глазах и намёка нет на усмешечки.

— Затем, что вы, интеллигенция, по-хорошему не понимаете, — отвечает ему Роэман холодно. — Давай мне своего мокрушника, Фисюк, давай, пока миром прошу.