Она улыбнулась, даже немного рассмеялась. На лице появились маленькие морщинки, как бы успокаивающие меня, что я не схожу с ума: мама вовсе не молодеет. Но когда она это сделала, я поняла, что заставляло меня чувствовать себя старой и уставшей от мира, в то время как она оставалась молодой: она живет по своему собственному расписанию и ни перед кем не извиняется.
Ну конечно. Образно говоря, если никогда не загружать себе программу, которую используют все остальные, никогда не придется запускать обновления.
Я наблюдала, как она умело работает у огня, ее глаза остекленели, она, без всяких сомнений, думала о давно прошедших походах. Мама могла себе это позволить: она могла горевать, могла ждать столько, сколько ей было нужно. Она никогда не чувствовала бесконечных толчков в спину, заставляющих двигаться дальше.
То же самое происходило и с техникой. Ей не нужно было знать о Pictey, потому что ей не нужно было знать о соцсетях. Все это место в ее голове было по-прежнему свободно для кемпинга, посадки пастернака, чтения детективов, любви к своим детям. Это то, с чем она могла бы продолжать жить, даже если бы вышки сотовой связи рухнули, а весь кремний в мире превратился в пыль.
В этом был ее секрет: если не менять себя каждый раз, когда меняются времена, можно навеки остаться вне времени.
Пейдж
Оказывается, Миа умеет вязать. Прокручивая, прокручивая и прокручивая ленту, я узнала, что она начала вязать свитера для Майка, но не публиковала то, что получалось с тех пор, как собака скончалась. Однако она все еще публиковала фотографии пряжи. Пряжа и книги, как я вижу, очень фотогеничны, как и многие неодушевленные предметы.
Кэри рассказал мне, что в городе есть магазин пряжи, независимый малый бизнес, о котором я прочитала в Интернете. У владелицы был рак молочной железы, и она сама вязала вставки для кашемирового бюстгальтера, пока ждала, когда поправится достаточно для операции по восстановлению. После этого она решила, что жизнь слишком коротка, чтобы работать на фирме по сбору налоговых деклараций, где она трудилась последние двадцать пять лет, и открыла Darn Yarn Barn со своей лучшей подругой. Через десять минут после того, как я услышала эту историю, я оделась и вышла за дверь. Я попросила набор для обучения вязанию, а еще купила самые роскошные красивые шерстяные вещи, которые я когда-либо видела, пряжу цвета дождевых облаков с шерстью как у хорошей пушистой кошки. Это была толстая пряжа, и мне сказали, что к ней подойдут несколько толстых деревянных спиц, сделанных из великолепной древесины акации. Я купила все это – набор, спицы, достаточное количество пряжи для шарфа – на сумму 170 долларов и постаралась не ахнуть у кассы. Когда я пришла домой, я отфотографировала это как можно искуснее и опубликовала в ленте Мии. Пост набрал восемьдесят тысяч лайков за сорок минут.
Я чувствовала себя опьяненной, или, возможно, это было то чувство из дискуссионного клуба средней школы, которое я так ясно помнила. Это чувство… у него есть название… Я заглянула в глубины своего разума и нашла его: головокружение. Мне хотелось пробежаться по близлежащим курортным городкам, сфотографировать все, отметить весь малый бизнес и отвечать на комментарии, пока у меня не отвалятся большие пальцы.
И я абсолютно точно могла это сделать.
Когда я в последний раз ужинала в ресторане? Когда я в последний раз ходила за покупками не с помощью компьютера? Когда я в последний раз разговаривала с тремя разными людьми за один день, не говоря уже о восьмидесяти тысячах? Все, кроме восьмидесяти тысяч лайков, было обычной рутиной многих людей. И хотя я понимала, что я не такая, как большинство людей, я начала задаваться вопросом, чего именно мне не хватало и почему.
Мои размышления прервал звонок матери. Я не взяла трубку – это было бы абсолютным безумием. Вместо этого я позволила ей перейти на голосовую почту, и поскольку она была из другого поколения, она оставила длинное и подробное сообщение, на расшифровку которого у моего телефона ушло много времени. Когда она наконец закончила, я прочитала:
Я перестала читать, чтобы поразмыслить о том, как бы я отреагировала на эту наглую ложь, если бы я действительно ответила на звонок. Подозреваю, что не очень хорошо.
Это именно так.
Интересно, каким образом моя мать так долго рассказывала о моей сестре в депрессии, не признавая, что у нее депрессия?