– Доктор говорит, что это был крик о помощи, – продолжила Джессика. – Но на самом деле мне просто очень повезло. Если бы тот человек в вашем офисе не позвонил в 911, я была бы мертва.

– Так я и думала. – Между мостом и водой. А Консуэла была ее спасательным кругом.

– Pictey вроде как спас мне жизнь, – сказала она.

Хотела бы я заставить ее понять, что все гораздо более тонко. Если бы ее не кормили с ложечки нереалистичными ожиданиями каждый раз, когда она открывала свой телефон, если бы она не была частью статистики, которой можно было бы продавать товары, источником данных для отбора, если бы каждое объявление, которое она видит, не было так идеально разработано, чтобы соответствовать ее собственным ощущаемым недостаткам, она, возможно, не была бы так подавлена. И если бы такие люди, как Миа Белл, не зарабатывали себе на жизнь, рассказывая всем, какие они идеальные, возможно, Джессика не чувствовала бы себя такой чертовски несовершенной в конце каждого дня.

– Ты уверена, что от него тебе не становится хуже? – спросила я. – Все эти отретушированные фотографии и – я искала безопасную тему, но вспомнила глупую – свадьбы мечты?

– Нет. Я знаю, что все это ненастоящее.

Теперь я знала, что она лжет. Если она не верила в Мию Белл, то почему спросила ее, хотелось ли ей когда-нибудь умереть?

– Дай мне свой телефон, – попросила я.

– Зачем?

– Хочу показать тебе, что люди, за которыми ты следишь, инфлюенсеры, не настоящие.

Она долго смотрела на меня.

– Это странный разговор, – призналась она наконец.

– Не такой и странный, – возразила я. – Хотя я не настолько сведуща в искусстве ведения беседы. Тем не менее, мы обмениваемся информацией. Это в значительной степени было моей целью приехать сюда. Для обмена информацией, которая поможет тебе оправиться от попытки самоубийства.

Джессика покачала головой.

– Здесь никто не говорит «попытка самоубийства». Они все говорят: «пациент, требующий внимания». И «поведение, вредящее самому себе».

– Помада на свинье, – бросила я.

– Вот именно. Дело в том, что все эти эвфемизмы заставляют меня чувствовать себя идиоткой. Как будто я даже не смогла убедительно изобразить самоубийство.

– Ты была даже слишком убедительной, – заметила я. Я почувствовала, как все эти старые чувства, эмоции, которые я ненавижу, подступили к моему горлу.

Мы обе молчали. Как правило, многие из моих приступов паники возникают из-за переживаний, которые касаются, пусть и мягко, того первого месяца, когда я вернулась из больницы после того, как попыталась покончить с собой с помощью таблеток. Тот первый месяц был ужасен, потому что я боялась самой себя. Я шла по дому и повсюду видела способы покончить с собой. Я видела шнуры для занавесок, кулинарные ножницы, бритву моего отчима и гигантский комод из красного дерева, который, безусловно, можно было опрокинуть на себя одним удачным рывком. Я просто не могла доверять себе, чтобы не сделать этого. Я думала, что сделаю это во сне, если не наяву. Всякий раз, когда я оставалась наедине с самой собой, мне казалось, что я заперта в комнате с убийцей. Потребовалось очень много времени, чтобы мои лекарства подействовали.

– Они оказывают тебе надлежащее лечение? – спросила я.