— Развязывайте, что ли, — подал голос с заднего сиденья Самоха.
Йоля открыла дверцу, чтобы перейти назад и освободить оружейника. Мажуга придержал ее за локоть, протянул кохар:
— Надень сперва.
— Откуда?
— Караульный был. Потом уже не до того стало, а этого я спокойно сделал, успел кохар с него снять… Вот теперь порядок, теперь ступай. Да, возьми вот нож, веревки разрежь.
— Ну Мажуга, ну девка! — Самоха потер затекшие, онемевшие руки. — Ну я прям не знаю, что сказать… Я уже думал: всё, конец мне. Уголек этот, некроз его возьми… Я уж с жизнью распрощался, а тут вы…
— Мне, Самоха, без тебя возвращаться нельзя, — объяснил Игнаш. — Как бы я после цеховым объяснил? Увел колонну, вернулся сам. Так что тебя я беречь буду.
— Хочешь сказать, из-за этого меня спасал? — Пушкарь криво улыбнулся. — Врешь ты.
— Ну и вру. — Игнаш потянулся за кисетом, встряхнул его. — Эх, табак заканчивается…
— Но этот, как его, который Уголек! В засаду же завел, а? Такой смирный вроде, казалось, все подпрыгивал, подпрыгивал…
— Кто его разберет, что у них с Аршаком промеж себя было. — Ржавый чиркнул зажигалкой, затянулся. — Но старика малец, похоже, сам и прикончил. Башку отхватил.
— Я видел, когда нас в стойбище волокли. Слушай, а у тебя оружие какое найдется? А то я без ствола как голый прям.
— Дробовик есть. Сейчас докурю, полезу искать. — Мажуга поднял руку с самокруткой — пальцы дрожали. — Сейчас…
А на Самоху накатил приступ болтливости — сказывался пережитый страх. Он стал описывать, как их тащили в стойбище, как они пытались вырваться, как возвратился из погони Уголек и дикари стали орать, скакать вокруг него.
— …И стволы отобрали, всё с собой унесли, и то, что в сендере было, в багажнике, тоже забрали. Игнаш, зачем им стволы? Они ж ими не пользуются?
— Может, думали научиться. Щенок-то стрелял в нас — значит, умеет. А еще верней — на продажу. Сменяли бы на что. Самоха, ты как? За руль сядешь?
— Можно. Только куда править?
— Сам не знаю. Солнце взойдет — оглядимся.
Когда взошло солнце, вокруг была пустыня — и ни намека на дорогу. Песок, черный в тени и серебристый под луной, сделался серым, потом розовым, потом, как только солнце поднялось над барханами, снова серым. Прикину в, где восток, Мажуга решил держать путь на север — к Мосту так, может, и не выехать, но берег в той стороне, то есть край пустыни. За руль сел Самоха, Йоля перебралась назад.
К полудню бак опустел, Мажуга перелил запас из канистры, сменил за рулем пушкаря, и они поехали дальше. Вокруг расстилались пески, и не было заметно ни малейших признаков жизни. Днем все живое зарывалось поглубже в ил. Сендер катил на север, а пейзаж не менялся, как будто они стояли на месте. Ни примет, ни движения — только серые пески. Потом Мажуга забеспокоился: горючее убывает, а края Донной пустыни не видать. Он остановил сендер и взобрался на капот. Долго крутился, оглядывая горизонт — то так, из-под руки, то в оптический прицел. Йоля с Самохой ждали.