Книги

Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я живу в Лос-Анджелесе. У меня нет сыровара, живущего в квартале от меня. И Саро это понравилось бы. Постирать ее одежду я могу в любой момент.

Донателла кивнула.

– Как хотите. – Она казалась довольной. Или ей была любопытна эта американская женщина, стоявшая перед ней.

В конце концов, я была гостьей, а не местной женщиной, которая должна следить за домашним хозяйством и готовить еду мужу и детям. У меня было время на то, чтобы любопытствовать о вещах, которые другие женщины расценивали просто как чью-то работу.

– Что ж, это мое американское любопытство, – сказала я, пытаясь превратить все в шутку, которая, я подозреваю, осталась непонятой и потерялась при переводе в ту же самую секунду, как слетела с моего языка. – В какой день нам прийти?

Мы договорились встретиться через два дня, поздно вечером. Она собиралась готовить свежую рикотту, и Зоэла могла бы сделать порцию, чтобы отнести ее домой Нонне. Мы должны были приготовить небольшие головки соленого пекорино, которые затем дозреют у нее в магазине. Вся эта деятельность казалась увлекательной, поучительной и полной пикантных перспектив.

– Мы принесем передники, – сказала я Донателле, когда Зоэла, Розалия и я вышли обратно на улицу под полуденное солнце. Главная улица ожила. Мы поприветствовали бригаду пожилых мужчин, собравшихся перед баром и на площади вдоль церкви, чтобы поиграть в карты перед ужином. У каждого было лицо, загорелое от работы в полях, и на каждом были накрахмаленная рубашка и сильно поношенная coppola storta, традиционная сицилийская шляпа, которая наталкивала людей за пределами Сицилии на мысли о мафии. И снова я подумала о Саро и о том, как он однажды рассказывал мне, что его отец выстлал подкладку своей копполы газетами, чтобы зимой у него не мерзла голова. Это была мелочь, которая вызвала во мне симпатию к Джузеппе.

В назначенный день я стояла в сыроварне, а Донателла учила меня тому, что есть два крайне важных момента при изготовлении свежей рикотты: первый, когда перемешиваешь овечье молоко, ожидая, пока оно свернется, и второй, когда кладешь свежеприготовленный сыр в сырную корзину, чтобы придать ему форму. В любой из этих моментов сыр может испортиться, и вся работа пойдет насмарку. Не говоря уж о великодушии животных, которые дают нам свое молоко и возможность готовить из него блюда, такие как лингвини с грибами и рикоттой или фузилли с рикоттой, лимоном и базиликом.

Когда девочки приступили к процессу изготовления сыра у Донателлы – чему-то настолько глубоко укоренившемуся в сицилийской кулинарной традиции, – я не смогла избежать очередной волны тоски по Саро. Я наблюдала, как в приглушенном свете маленькие ручки Зоэлы держат большую деревянную ложку, мешая ею рикотту в огромном промышленном котле из нержавеющей стали. У нее была концентрация Саро, его точность. Через открытое окно позади нас внутрь залетали звуки проезжающего мимо трактора и звонящих церковных колоколов. Я хотела обратно своего мужа.

– Порции, которую мы сейчас делаем, понадобятся дни, чтобы просолиться. Его нужно сжимать и сжимать, солить снова и снова, чтобы выдавить из него жидкость, а затем оставить его дозревать, завернув в ткань, при комнатной температуре, – объясняла Донателла Зоэле и Розалии. Она налила три полных ковша жидкости в пластиковую форму с ситом, а затем надавливала на нее раз за разом, заставляя жидкость заполнить форму. Я смотрела, как излишки жидкости выплескивались наружу и стекали в отверстие в полу по центру комнаты.

Я была очарована, наблюдая за Зоэлой в белом, до пола, переднике, за тем, как она мешает молоко в котле огромной деревянной ложкой и бережно отделяет крупные зерна творога, оставляя сыворотку на дне. Я поняла, как мало знаю о приготовлении сыра. Пребывая в полном неведении, я думала, что он формируется просто при помешивании и переливании. Я все время посматривала на Донателлу в поисках указаний и подтверждения, что все делается правильно. Внезапно мысль о том, что этот сыр получится очень хорошим, о том, что Зоэла будет гордиться тем, что она самостоятельно сделала головку сыра, показалась мне крайне привлекательной. Я отошла назад и сделала несколько фотографий.

– Баббо был бы рад быть здесь, чтобы увидеть тебя, – сказала я Зоэле на английском. Я знала, что он очень бы гордился Зоэлой и ее маленькими ручками, мешающие молоко изо всех сил.

Затем я задумалась над этимологией слова «рикотта». На итальянском это означает «повторно приготовленный». Для процесса ее приготовления требуется заново приготовить сыворотку – это делает сыр особенным. Это придает ему его вкусовые качества. В названии заключен принцип самого процесса.

Я продолжала смотреть, как девочки по очереди мешают, а затем перекладывают творог в корзинки, используют инструменты для давки, чтобы высушить новый, еще теплый сыр. И я не могла отделаться от ощущения, что меня тоже перемешали, процедили и снова придали мне новую форму. Метаморфозы, свойственные горю. Сейчас, спустя год, я начала отфильтровывать ненужные части своей жизни. Жизнь отделяла мой творог от моей сыворотки. Я начала понимать, что приготовление сыра, в особенности приготовление головки пропитанного пекорино, очень похоже на то, как управляться со своим горем. Для этого требуются время, труд, внимание. Еще его нужно оставить в покое на какое-то время. Ему нужны бережные руки, но вместе с тем и сильные намерения. И в процессе также есть и давление, и обработка, и укрепление. При изготовлении сыра обработка осуществляется за счет элемента земли – соли. Он требует давления и дополнительного времени. Но скорбь также включает в себя эти компоненты.

И вот, стоя в сыроварне, далеко от дома, я осознала, что жизнь готовит меня заново и это изменит меня, так же как молоко, сворачивающееся в котелке, которое помешивала моя дочь, станет чем-то другим. Я просто пока не знала, чем окажется это мое «что-то». Я знала лишь, что очередное лето в Средиземноморье и это приготовление сыра в горном городке Сицилии были одним из путей, по которому я могла туда добраться. Я знала, что времяпровождение с Нонной также являлось частью этого. Признавалась я себе в этом открыто или нет, но она была ключевой причиной, по которой я туда вернулась.

Священник

На Сицилии каждый день, когда наступало время убирать со стола остатки пасты, домашнего сыра, свежего хлеба и вяленых оливок собственного приготовления, у Нонны была одна цель: сменить телевизионный канал с любимой передачи Зоэлы, «Дон Маттео», на ее собственное любимое шоу, «Шторм любви», мыльную оперу немецкого производства, дублированную на итальянском. Когда дело касалось мыльных опер, Нонна предпочитала добрую порцию любви, семейные предательства, внебрачную беременность, периодические похищения детей и, конечно, молодых влюбленных, которые не были уверены в том, доводить ли свои отношения до свадьбы или нет. Добавить немного лжи, шикарных особняков, европейского побережья, снятого с воздуха, – и она была полностью удовлетворена.

Зоэла, однако, предпочитала один-единственный сериал: «Дон Маттео», морализаторскую теленовеллу, главным героем которой был священник с пронзительным взглядом голубых глаз и контрастирующей с ним черной рясой, раскрывающий преступления. В каждом эпизоде священник Дон Маттео вытирает свой мобильный телефон об то, что Зоэла называла его «платьем», всякий раз, когда открываются важные сюжетные обстоятельства. Сериал был итальянским гибридом олдскульного «Коломбо» и «Менталиста». В частности, Зоэлу притягивали сцены в кабинке для исповеданий. Она особенно любила моменты, когда Дон Маттео работал под прикрытием и был одет в джинсы и поло.

– Он выглядит как отец Джастина Бибера, – сказала однажды Зоэла, глядя в телевизор, когда мы заканчивали обедать.

Нонна подняла глаза от раковины, куда она складывала посуду после обеда, а затем посмотрела на экран. Она поцокала языком и сказала: