– Мы можем позвонить в звонок. Она, наверное, наверху, – ответила она мне на сицилийском. И прежде чем я успела дать ответ, она побежала к дверям, с Зоэлой на хвосте.

Я стояла в одиночестве в сырном магазине Донателлы, и меня пробила дрожь. Внезапно я заскучала по Саро заново. Такое случалось в Алиминусе. Я проживала день, а его отсутствие приходило ко мне в лицах людей, которых я встречала. Я ощущала внезапное чувство потери, такое пронзительное, что это моментально меня дестабилизировало. И сейчас его нехватка была в голосе ребенка, который забрал нашу дочь, чтобы позвонить в дверь женщины, которую я никогда не встречала раньше, потому что это – то, каким образом все происходит на Сицилии. Таким образом, который Саро всегда считал интуитивным и превосходящим американский способ. Крайне малое количество вещей происходило на Сицилии благодаря искусному планированию; все случалось all’improvviso – поддавшись внезапному порыву. Это значило оказаться в нужном месте, когда предоставляется нужная возможность, и неожиданно это кажется самой очевидной вещью на свете. Саро очень понравилось бы, что Зоэла стучит в дверь кого-то, кого она не знает. Что через несколько мгновений я, скорее всего, попрошу этого незнакомого человека позволить нам помочь ей приготовить сыр. Это была та часть Сицилии, которую он хотел, чтобы я любила.

Я подумала о том, что он всегда говорил про этот остров: «Li ricchi cchiu chi nn’hannu, cchiu nni vonnu. – Чем больше ты имеешь, тем больше ты хочешь». Я рухнула на винный бочонок, чтобы снять эту тяжесть со своего тела.

Вернулась Розалия, Донателла следовала за ней по пятам. Я спрыгнула с винной бочки, как только наши взгляды встретились. Она была коренастой женщиной лет под сорок, с красными щеками и короткой стрижкой «под горшок», сходившейся клином у нее на шее. Она раскраснелась от летней жары, на ней был передник, говоривший о том, что, скорее всего, она занималась работой по дому, когда Зоэла и Розалия позвали ее.

Я протянула руку.

– Я невестка Крос, – произнесла я по-итальянски, выискивая у нее на лице признаки узнавания. Не нашла. – Моим мужем был Саро. Мы живем в Соединенных Штатах, в Калифорнии. – Я давала свои данные, стремясь показать ей, что была не абсолютной незнакомкой.

– Я знаю о вас. Жена Саро. Я никогда не встречала его, но я знаю вашу свекровь. – Она вытерла руки о передник, прежде чем протянуть одну из них, чтобы пожать мою.

Она была почти на два поколения младше Нонны, ее итальянский звучал непринужденно даже с сицилийским акцентом. Она, как и многие ее возраста и младше, обучалась итальянскому в школе и выросла, слыша его по телевизору. Кое-кого из подрастающих поколений приходилось сейчас заставлять учить сицилийский и говорить на нем, потому что они воспринимали его как неполноценный язык. Подростки иногда немного подшучивали над своими дедушками и бабушками, которые говорили на еще более устаревшем диалекте. Этот сложный, прекрасный устный язык умирает понемногу с каждым поколением.

Я переступила с ноги на ногу и кивнула. Разумеется. Я была единственной афроамериканской женщиной в радиусе, наверное, пятидесяти километров. Мы с Зоэлой не нуждались в представлении.

– Мои соболезнования, – произнесла она. – Очень мило, что вы пришли сюда. За Крос должна быть счастлива.

«За» – это привычный сицилийский титул, который дают пожилым женщинам, примерно то же самое, что сказать «тетя Крос».

– Чем я могу вам помочь?

– Я хочу купить немного сыра или сделать заказ. А еще я хотела бы узнать, в какой из дней вы варите сыр здесь, в магазине. – Донателла подняла брови. – Моя дочь, Зоэла, никогда не видела этого. Я хочу, чтобы она узнала, откуда берется еда, которую она так любит.

Зоэла в противоположном углу комнаты навострила уши при упоминании своего имени.

– Конечно. Какой вид сыра вы хотите? Мне только нужно узнать размер и вкус.

– Я собираюсь съесть его здесь, а потом отвезти немного в конце месяца с собой домой в Лос-Анджелес. Маленькие головки, чтобы было удобно взять в дорогу.

– Два килограмма? – спросила она, подходя к стенду и доставая маленький блокнот из-под пыльного кассового аппарата.

– Да, разумеется, – сказала я, неуверенная в том, насколько это много – два килограмма, но полагая, что она лучше знает.

Она сделала себе пометку в блокноте и снова посмотрела на меня. А потом на Зоэлу и Розалию.

– Вы уверены, что хотите варить сыр? Большинство людей здесь не хочет, чтобы их дети запачкались, делая что-то похожее. Они хотят видеть сыр на столе, но они не заинтересованы в том, как он создается. – Она смотрела на меня со скептицизмом.