Мышка превратилась в брюнетку буквально в одночасье, из здоровой, улыбающейся блондинки. Она потеряла больше тридцати килограммов и выкрасила волосы, сменила весь гардероб и перестала улыбаться после того, как узнала о своем диагнозе. Марина хорошо помнила этот момент – когда встретила подругу в аэропорту и не узнала, пробежала мимо, боясь, что опоздала. Когда же за спиной раздался голос Мышки, Марина, обернувшись, даже не сразу поняла, что этим голосом разговаривает именно худая, болезненно бледная брюнетка с рассыпавшимися по плечам волосами, одетая в длинное черное пальто. Шок был таким, что Коваль молчала весь путь до поселка – так и ехали в полной тишине, только косой осенний дождь бился в крышу и стекла ее «Хаммера». В душе она хорошо понимала Машку – жить с диагнозом, при котором никто не может помочь, не сахар, а она ухитрялась еще как-то держаться, работала, чем-то занималась – жила, в общем.

– Мань, ну, что мы с тобой вечно… столько времени не виделись – и давай тут панихиды какие-то… – примирительно заговорила Марина.

– Ой, да расслабься ты, – отмахнулась Мышка. – Я давно не обращаю ни на что внимания, просто запрещаю себе думать и говорить об этом, вот и все. Иначе можно сойти с ума. Я не рассказывала тебе, как в последний раз из больницы удирала? Ночью, в тапочках, без копейки денег… У меня соседка по палате умирала, молодая совсем… А мне посреди ночи вдруг мужской голос – мол, сейчас за кем-то из вас придут, вставай и уходи. Я как подорванная вылетела в коридор в спортивном костюме… поворачиваюсь, а из палаты две тени выплывают – большая и поменьше. И в тот же момент – крик… Там мать сидела с этой девчонкой, задремала… проснулась, а та – все…

Коваль невольно поежилась. Она не верила ни в бога, ни в черта, но такие вот вещи всегда заставляли ее задумываться о том, что все-таки есть какие-то высшие силы.

Машка тем временем вытянула сигарету из ее пачки, закурила и продолжила:

– Я не помню даже, как до остановки добежала, а ночь же – автобусов нет. Стоит таксист какой-то, я стучу – он ни в какую, не повезу, мол, и все. Дождь идет, холодно… а потом до меня дошло – лицо-то у меня зеленое совсем, худое, синяки вокруг глаз – я уже почти три недели отлежала. Он меня за наркоманку принял.

– Ну, повез? – нетерпеливо перебила Марина, которой почему-то ясно представилась картина – осенняя дождливая ночь, промокшая Мышка в черном «адидасе», который всегда брала в больницу, и водитель, отказывающийся везти ее, приняв за любительницу героина… Ей даже показалось, что она чувствует холодный пронизывающий ветер.

– Повез, – спокойно отозвалась Мышка, докурив. – И денег не взял. А назавтра я категорически отказалась возвращаться. И с тех пор больше не ложусь.

– Мань… я воспитывать не буду, ты меня знаешь. Но… может…

– Не может, – так же спокойно перебила Маша. – Ничего не может. Это не та форма. В общем, хватит. Пойдем в сауну лучше.

– Да, действительно.

Мышка переоделась во второй махровый халат, обнаружившийся в ванной, сунула ноги в шлепанцы, и они с Мариной направились в подвальное помещение, где располагалась сауна.

К их приходу все уже было подготовлено – и большие простыни, и два комплекта полотенец, и напитки на столике, и несколько баночек со средствами для бани, и даже небольшой гейзер приятно журчал в бассейне, вздымая вверх миллионы пузырьков.

– Если что-то нужно будет – не стесняйтесь, там кнопочка на столе, – приветливо проинструктировала кругленькая служительница в голубом халате и вышла, закрыв за собой дверь.

– Красотища! – проговорила Коваль, выставляя на стол из пакета бутылку коньяка и большую горькую шоколадку. – Ну что – сперва погреемся, потом поплаваем?

Пока Марина наливала себе коньяк, Маша успела постоять под душем и теперь, завернув полотенцем мокрые волосы, ждала, когда подруга соизволит присоединиться к ней в парилке.

Надолго их не хватило – буквально через пару минут обе с визгом вылетели и, скидывая на бегу простыни, рухнули в бассейн.

– Нет, я жару совсем не выношу, – отфыркиваясь, проговорила Марина. – Голова вообще не выносит.

– Ты врачу-то показываешься?

– Ой! – отмахнулась Коваль, давая понять, что эта тема – лишняя, и Мышка перевела разговор: