Книги
Витовы и Щаповы из села Иваново
В 1861 году отменили крепостное право, Щаповы стали свободными. Для торговли произведённым ситцем требовалось перейти в купеческое сословие. Ивановское сельское правление 3 ноября 1871 года выдало крестьянину Т. А. Щапову свидетельство о том, что за ним не числится недоимок и семейство не стоит на очереди по отправлению рекрутской повинности, а поэтому препятствий к перечислению его в купеческое сословие нет. С этого времени Терентий Алексеевич Щапов и его потомки состояли в купечестве.
Терентий Алексеевич Щапов
Харитина Яковлевна Щапова
В отношении ситценабивного дела знания семьи Щаповых были значительны, они умело вели своё хозяйство. Продавали ситец сами, в списке арендаторов торговых лавок в 1861 году в новом ситцевом корпусе значится: крестьянин села Иваново Терентий Щапов.
В документах Государственного архива Ивановской области имеется запись[49]: «К богатым и знаменитым людям, добившимся успеха благодаря собственному труду, можно отнести фабриканта Терентия Щапова, который начинал своё дело в сарае собственного дома, печатая рисунки на ткани. Однажды он заметил, что если пропустить ткань через два специальных вала, обработанных веществами, содержащими крахмал, то ткань становилась прочной, красивой и приобретала глянцевый блеск. Так в домашних условиях он открыл новый способ обработки ткани – голандрение[50]. В своём деле он долгое время был монополистом, благодаря чему и стал обладателем неплохого капитала. Через некоторое время ему удалось открыть собственную фабрику».
В 1862 году, согласно ведомости земельных участков, семья Терентия Алексеевича проживала в доме с мезонином, рядом находились: двухэтажная фабрика, красоварка, деревянный сарай, баня. Интересно, что в ведомости Терентий Алексеевич записан как «крестьянин-фабрикант». Это словосочетание обозначает, что по сословию он крестьянин, но занимается изготовлением ситцев. Здесь слово «фабрикант» обозначает изготовитель, производитель. В купеческой среде эти люди занимали высокое положение, в отличие от купцов, занимающихся только продажей различных товаров.
Следуя лучшим купеческим традициям и будучи глубоко верующим человеком, Терентий Алексеевич принимал живое участие в жизни Иваново-Вознесенской епархии. Около 25 лет он был церковным старостой Успенской кладбищенской церкви с приделами Рождества Иоанна Предтечи и Варвары великомученицы, освящённой 19–21 сентября 1843 года. Во время освящения было сказано много тёплых слов обо всех жертвователях и дарителях, в том числе и о семье Терентия Алексеевича (в то время крепостном крестьянине), которая из собственных средств благоустроила территорию храма.
Николай Терентьевич Щапов
У Терентия Алексеевича и Харитины Яковлевны родились один сын – Николай, и три дочери – Елизавета (2 мая 1845 г.), Мария (18 мая 1847 г.), Любовь (8 сентября 1851 г.). Актовая запись № 93 от 7 июля о рождении 6 июля 1849 года сына Николая: «Родители: села Иванова крестьянин Терентий Алексеев Веселов и жена его Харитина Яковлева, оба православного вероисповедания. Восприемники: села Иванова крестьянин Данило Павлов Бурылин и Лухская купеческая жена Стефанида Васильева Самокатова». По своему рождению Николай Терентьевич был крепостным крестьянином.
Николай Терентьевич Щапов. 1890 год
После 1920 года, будучи старым человеком, Николай Терентьевич написал небольшие воспоминания о своей жизни. (Воспоминания сохранились в семье Елизаветы Александровны Коликовой, его правнучки). Вот что он пишет о своём детстве и юности.
«Учился я в Графском Училище рядом с Воздвиженским храмом. Училось нас до 100 человек, шестьдесят мальчиков и девочек около сорока. Наш Учитель[51] – Илья Андреевич, у девочек – Учительница Любовь Васильевна. Закон Божий преподавал священник о. Яков по средам и пятницам. Впоследствии было другое училище, построенное, кажется, на средства Я. П. Гарелина. Платы не было никакой. Только родители посылали Учителю на праздник Рождества Христова поросят и гуська.
Порядок учения был следующий. Начинали утром в 8 часов, в 11 часов обедать ходили и с 1 часа дня по 4-й час учились. Наказания были за невыполнение уроков. Ставили на колени, за большие проступки были розги. Как учителя, так и батюшка, наказав, учили читать, писать, арифметику. Я проучился, кажется, 4 года.
После учения приходилось быть работником. У нас было несколько человек, и я принимал участие, набил (ситца), кажется, несколько штук. Но за работу я ничего не получил и даже ещё дал 50 копеек на материалы и те не получил. Деньги эти мне дали на имянины, и я берёг их.
Мой тятенька хотел отдать меня в мальчики в контору Ивана Гарелина, но сёстры отговорили отдавать.
Впоследствии стали поправляться наши дела. Сняли мельницу, поставили жернова. Стали молоть. Мука стала своя. Купили лошадь, поставили голандры. Стали работать, и Бог Благословил начало нашей фабрики. Много пришлось пережить – плохого и хорошего.
Помню, как мы ездили с тятенькой и маменькой и сестрой Лизой в Москву. Это было в 1860 году. До Владимира ехали на 2 телегах, так как в то время ещё из Иванова не было железной дороги. От Владимира по железной дороге до Москвы. Пробыли в Москве 3–4 дня. Видели многое. В Москву приезжал Царь Александр Николаевич. Видели хорошо его выход в Успенский Собор. Я также смотрел на Ходынском поле Парад войск. Храм Спасителя ещё не был готов, а строился. Ездили к Троице преподобного Сергия и в окрестности Лавры, так что впечатления хорошие остались.
Через несколько годов я ездил с тятенькой в Н. Новгород на ярмарку. Ехали через Плёс на Волгу, а там на пароходе. Там, на Ярмарке, торговали в лавке Н. Н. Фокина в Мубоянках. Пробыли около месяца. Обратно помню тоже по Волге до Кинешмы, потом ехали от Кинешмы до Иваново. Приехали благополучно.
В каких годах я не припомню, приехала бабушка Анастасия из Шуи хворая. Похворала и умерла. После захворали и мы – Лиза, Маша, Люба и я. Так что мы все вместе хворали тифозной горячкой. Пришлось потрудиться покойным тятеньке и маменьке, походить за нами недель шесть. Большое испытание перенести. Я помню, как придёт доктор Михаил Осипович, я к нему обращаюсь: Долго ли я прохвораю? Он смеётся, скажет: «Скоро, скоро!» Доктор был молодой студент Невядомский[52], лечил нас, и всё было благополучно, все поправились. Однако беда случилась – маменька Харитина Яковлевна Любу помыла и застудила её, получилась возвратная горячка, и Люба померла. Ей было 12 лет, мне – 14, Маше – 16, Лизе – 18 лет».
В детских воспоминаниях Николая Терентьевича оставили свой след городские пожары, пугавшие своей страшной стихией огня и беззащитностью перед этой стихией.