Трое с пистолетами бросились наверх, в спальни, и оттуда донеслись крики: «Чисто!», «Никого!», «Чисто»…

Двое оставшихся подошли к Рэдфорду.

— Мэлвин Рэдфорд? Именем закона вы арестованы. Сложите руки за спиной.

— Можете передать вашему начальству, что я гарантирую им крупные неприятности. И в очень скором времени, — произнес красный от гнева Рэдфорд очень спокойно и внятно. Но руки за спиной послушно сложил.

Если его слова и произвели впечатление на агентов, то внешне это было никак не заметно. Пока один из вошедших деловито надевал на конгрессмена наручники, другой произнес необходимые слова:

— Мэлвин Рэдфорд, вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?

Рэдфорд мрачно кивнул и, сопровождаемый агентами, двинулся к джипу с затемненными стеклами. Из дверей соседних домов смотрели соседи — при подъезде агенты не выключали сирену, на крышах черных внедорожников и перед радиаторами и сейчас мигали красные и синие огни.

Три автомобиля один за другим проследовали по обычно тихой улочке и свернули на магистраль. Почти правительственный кортеж — только мотоциклистов сопровождения не хватает.

Впрочем, еще два автомобиля остались у дверей дома конгрессмена, где начался обыск. Никаких неожиданностей он не принес, но уже совсем перед уходом неугомонный Коммингс решил разгрузить морозильную камеру. И оказалось, не зря — в плотном пластиковом пакете были запечатаны девяносто четыре тысячи долларов стодолларовыми ассигнациями. Об их происхождении жена конгрессмена Лиз ничего не могла сказать.