— Какое везение? — сглатываю я.

— Какое? Такое! Десять миллионов на твоем счету, это что по-твоему? Не везение?

— Девять, — зачем-то уточняю я.

— Да хоть восемь.

— И что?

— А то, что смерть Стаса, конечно, ужасна, но в общем-то она ничего не меняет.

— В каком смысле?

— В простом. Собственно, в единственно возможном. Деньги у тебя, а значит ты свободна! Все! Отмучалась. Отстрелялась.

— Так деньги ж не мои? — все еще не понимаю я. — Их же красть надо! Бежать с ними, прятаться где-то на всю жизнь…

Жанна оборачивается и меряет меня уничижительным взглядом:

— Ну вот о том и речь. Что несмотря, на то, что у меня есть и смелость, и сила, и… все остальное, везет почему-то всегда не мне. У тебя еще ума хватит деньги вернуть, да?

— Да, — говорю я. — Я так и собиралась.

— Ню-ню, — говорит Жанна и опять отворачивается.

В неожиданно повисшей паузе становится слышно, как море плещется о скалы у подножья террасы. Еле слышно, шуршит и колышется тонкая белая занавеска. Жаннины пальцы барабанят по подоконнику.

— Если тебя смущает то, что Стас умер и тебе не осилить все это одной, то я готова, — говорит, наконец, она.

— Готова на что?

— Не идиотничай. Ты все понимаешь.

— Бежать со мной?

— Ну да. За половину, разумеется. Не за просто так рисковать жизнью. Сначала поселимся вместе, чтоб не так страшно было, а потом, если не сложится или… не знаю… найдем мужиков, захочется жить порознь, то делимся пополам.

Я тоже встаю с кровати и подхожу к окну. Одеяло тащится за мной по полу длинным шлейфом.