— Я тебя не понимаю. Ты можешь сказать-то нормально, что у тебя случилось? Что-то со Стасом? Он позвонил? Сказал что-то?
— Не-е-ет…
— А что?
Меня опять сотрясают рыдания, я тычу указательным пальцем в сторону моря и реву:
— Та-а-аммм… В мммо-о-оре… Ста-а-ас… Утон…ну-у-у-ул…
— Что?! Что ты несешь? Где Стас утонул? Какой Стас? Твой?
Я киваю и закрываю глаза. Слезы катятся даже сквозь плотно сжатые ресницы.
Жанна сует мне чай, сигарету, потом засовывает меня в горячий душ, растирает полотенцем, опять дает сигарету, коньяк, еще немного коньяка. Через полчаса я сижу в своей кровати уже более-менее вменяемая, хотя и опухшая от слез и все еще дрожащая. Нахлобучив на себя все имеющиеся в доме одеяла, я все-таки собираюсь с силами и поначалу слегка путано, а потом все яснее и яснее, рассказываю подруге о событиях последних дней, заканчивая тем, как я ныряла, ныряла, ныряла, там было темно, я ничего не видела, не видела, не видела…
— Пиз…! — наконец говорит Жанна, хлопая рыжими ресницами. — Только я так и не поняла, почему Стас от меня прятался-то?
Я понимаю, что скрывать больше нечего, самое худшее из всего возможного уже случилось, и выкладываю подруге про украденные деньги, Тащерского и наш со Стасом спор касательно планов на будущее.
Жанна трясет головой, словно отгоняя от себя весь этот нереальный бред.
— И где сейчас эти деньги? — переспрашивает она, наконец.
— Все там же. В банке.
— На
— На моем, на моем, я же сто раз уже сказала!
Жанна встает с кровати и отходит к окну. Ветер слегка колышет ее волосы.
— Не понимаю… — говорит она словно сама себе, стоя спиной ко мне и глядя на море.
— Что не понимаешь?
— Почему все это везение сваливается вечно на кого попало, но только не на меня?
Теперь я не понимаю.