Пассивное невидение своей вины не вменяется мне в вину; но не снимает моего греха, не открывает мне глаза на мое существование, я остаюсь рабом своей свободы выбора, своего греха, не вижу бесконечного дара мне, не вижу Бога. Но и в невидении своей вины я мучаюсь и стенаю, но не вижу своего мучения, не слышу своего стенания. В пустом, невидящем, чужом взгляде я увидел себя, свою отчужденность от себя, опустошенность, свое невидение: я услышал свой вопль.
Что значит: услышать свой вопль, беспредметно всеобщий вопль? Бесконечная ответственность, возложенная на меня Богом, как непосильная для меня — моя вина. Это только моя вина, именно моя, моя глубочайшая вина; хотя и без вины. И грех — мое абсолютное несоответствие Божественному дару мне — именно мой грех, только мой, за который я отвечаю и несу вину. Кто виновник его, виновник греха? Абсолютное несоответствие само по себе не грех: дистанция между Творцом и тварью бесконечна, иначе и не может быть. Но эта дистанция — абсолютное несоответствие — стало моим грехом, когда Бог обвинил меня, сказав: Я возлагаю на тебя Мою бесконечную ответственность за тебя и за все Мое творение; Я дарю тебе абсолютную свободу, которая принадлежит Мне, только Мне: «И сказал Бог: создадим человека по образу Нашему, по подобию Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт. 1, 26—27). Что значит образ и подобие Божие? — Абсолютная свобода, ничем не детерминированная и даже не мотивированная, и бесконечная ответственность за все Его творение.
Для Бога нет времени, нет до и после, раньше и потом, для Бога все сейчас: начало, продолжение, конец. Я сотворен Им. Тогда между Им и мною бесконечная дистанция. Он сотворил меня по Своему образу и подобию: подобным Себе. Тогда обвинил меня: как тварь, я не подобен Творцу. Я говорю уже по-человечески, перехожу на человеческий язык: сотворил, потом обвинил; потом — категория времени, для Него же нет времени, для Него все сейчас.
Я говорю по-человечески и не могу говорить не по-человечески. Но Слово стало плотью, Вечный явился во времени, чтобы оправдать мой человеческий язык. Поэтому буду говорить по-человечески: Он сотворил меня — тогда между Ним и мною бесконечная дистанция. Он сотворил меня по Своему образу и подобию — подобным Себе, тогда обвинил меня, обвинил, потому что, как сотворенный, я не подобен Творцу. Он обвинил меня за то, что я не подобен Ему: но как я сам, своими силами могу уподобиться моему Творцу? Тогда я виноват без вины.
Абсолютное несоответствие само по себе не грех. Но как только Бог обвинил меня за мое абсолютное несоответствие Ему, абсолютное несоответствие стало моим грехом, именно моим. Грех, сам грех — не нарушение какой-либо заповеди, какого-либо нравственного правила, грех бесконечно глубже: само мое существование, мое противоречие — сотворенность по Его образу и подобию и в то же время несоответствие Его образу и подобию — грех. Грех абсолютен и в то же время только мой — абсолютно субъективен. Грехом Бог одновременно и благословил и проклял меня: благословил, потому что через грех я узнал Его бесконечный дар мне — ответственность и свободу; проклял, потому что этот дар мне не по силам. Само это противоречие — мое безумие, одновременно бесовское и Божественное, mysterium tremendum Божественного домостроительства.
Я говорю по-человечески, но это не значит, что проклятие и гнев Божий только условные человеческие понятия. Они так же реальны, как и моя жизнь, и тяжесть, и боль бытия, как и Его любовь в Его гневе. Сотворение меня невинным и безгрешным, сотворение меня по Его образу и подобию, мое несоответствие как твари Его образу и подобию, цель творения — уподобление Ему — эти четыре момента вечного сейчас Бога для моего разума, павшего в Адаме, разделились и уже несовместны, тогда я распределяю их во времени. Но от этого они не становятся нереальными, и Его гнев и проклятие не менее реальны, чем благословение и любовь в Его гневе.
Слышание своего вопля — покаяние: узнавание в каждом моем прегрешении моего первоначального беспредметно всеобщего греха — моего абсолютного несоответствия. Как и вопль, мой грех беспредметно всеобщий, таким я и увидел его в своем пустом, невидящем, чужом взгляде.
Может быть покаяние частное: в каком-либо определенном прегрешении. Но если оно не дойдет до видения моей беспредметно всеобщей греховности, до такого ясного видения, что станет страшно взглянуть на себя, то это еще не полное покаяние. Покаяние не в многословии, не в том, что я многословно и длинно повторяю свои грехи Богу. Он знает их и без моего повторения. Мытарь в храме только бил себя в грудь и говорил: буди милостив ко мне грешному, Господи. Разбойник на кресте сказал несколько слов: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие твое. Апостол Павел, услышав голос, говорящий ему: Савл, Савл, что ты гонишь Меня? только спросил: кто Ты, Господи? что повелишь мне делать? и потом молчал три дня, не видел, и не ел, и не пил.
Когда невидящий видит свое невидение, когда невидящий становится видящим, он кается, это и есть покаяние. Для этого не надо перечислять своих грехов, не надо даже вспоминать их, надо видеть, и в каждом видеть свою первоначальную греховность, грех всего мира, воплощенный во мне. Покаяние — беспредметно всеобщий вопль. В этом вопле рождается моя абсолютная свобода, этим воплем Бог осуществляет во мне невозможное: воплем я принимаю Его бесконечный дар, непосильное для меня бремя; моим воплем Он снимает с меня вину моего греха, вину без вины.
4
Вина без вины непосредственна, пассивная вина анонимна и слепа. Ее знало и язычество, но не понимало, так как не понимало греха. Эдип женился на своей матери. Но ведь он не знал, что Иокаста его мать. Оракул открыл ему его вину. Он узнал ее, но понять не мог: он нарушил заповедь, но не намеренно; и все же виноват, виноват без вины. Он видел свою вину как нарушение определенной заповеди, но самой вины без вины не видел; его невидение вины было пассивным, так как, не зная греха, он жил в непосредственности греха.
В язычестве вина анонимна и слепа, поэтому их kairos[12], fatum, рок или судьба слепа, и слепая судьба правит миром, даже богами.
В старозаветном иудействе грех открылся. Тогда вина прозрела: вина без вины — вина моего первородного греха: моего абсолютного несоответствия Божественному дару мне, дару бесконечной ответственности и абсолютной свободы. Тогда открылся смысл и моей жизни, и истории всего человеческого рода: миром правит не слепая судьба, а Божественное Провидение; история и моей жизни, и всего человечества не случайная последовательность событий и не бесконечно повторяющийся, а потому бессмысленный круговорот, но единственное телеологическое Божественное домостроительство. Откровение его смысла начинается в Старом Завете, завершается в Христе: «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели...» (Ин. 9, 39).
Различие двух родов познания, о котором говорит апостол Павел, появляется уже в Старом Завете как первоначальная двойственность человека и самой жизни: жизнь от себя, в грехе, в невидении — царство природы; и видение: Божественное домостроительство, Царствие Небесное, царство благодати. Это не натуралистическое противопоставление абстрактного, безличного добра и зла, как в естественных языческих религиях: там оно, несмотря на резкое разделение, противопоставление и дуализм, все же оставалось в естественных границах, не выходило из царства природы; и не абстрактное противопоставление, как в философских религиях: сущее Парменида, идея блага и царство идей Платона вневременно, а не вечно. Язычники не знали различия логической вневременности и онтологической вечности; первая безлична, вторая — личная. Но личность, лицо, взгляд, видение открывается только в Библии. В Старом Завете: сотворение человека по образу и подобию Божиему. В Новом — вочеловечение Бога: Христос — истинный Бог, истинный Человек. Поэтому в язычестве бессмертие понималось или натуралистически, как временное продолжение той же земной жизни, или абстрактно: абстрактное и в конце концов безличное бессмертие. Но уже в Старом Завете появляется идея воскресения и жизни вечной. Вначале новая для всего язычества идея вечной жизни относится к вечной жизни избранного народа, потом — к Мессии грядущему, и «когда исполнились времена», она реализовалась в Христе. Христос говорит: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Ин. 11, 25). «Верующий в Сына имеет жизнь вечную» (Ин. 3, 36). Не получит, а уже имеет. «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 54). Это уже о Евхаристии, о конкретном, духовно-телесном прикасании к Богу, которое и дает личную вечную жизнь и уже есть вечная жизнь, как прикасание к ней. «Заповедь Его (Бога. —
Язычество не понимало конкретности и субъективности истины, не понимало, что истина — личность, лицо, видение и в конце концов Сам Бог, личный Бог. Поэтому же не понимало, что не только человек бесконечно заинтересован Богом, но и Бог — человеком. Потому человек и заинтересован Богом, что Бог бесконечно заинтересован человеком. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас» (1 Ин. 4, 10). Я ищу Тебя, потому что Ты заставляешь меня искать. Я ищу Тебя, потому что Ты нашел меня (Августин, потом Паскаль).
Так же, как и мое видение заключено в видении меня Богом, так же и моя бесконечная заинтересованность Им заключена в Его бесконечной заинтересованности мною. Эта бесконечная заинтересованность Бога человеком реализуется в завете, который Бог заключает с человеком. Ни в одной религии, кроме иудейства (Старый Завет) и христианства (Новый Завет), нет даже идеи завета между Богом и человеком. Завет, то есть договор, заключают между собою равные. Господин владеет рабом, но не заключает с ним договора. И все же Творец заключил договор с одной из созданных Им тварей — с человеком, созданным по Его образу и подобию. Уже само сотворение по Его образу и подобию заключает в себе и понятие бесконечной ответственности и свободы человека, и идею завета, реализованного в Христе — Богочеловеке.
То, что я сейчас записал — о вечной жизни в Христе, — именно этого я и не увидел в пустом, невидящем, чужом взгляде. Поэтому он и был мне так страшен: он угрожал моей вечной жизни. Но я уже не живу в непосредственности греха. Я уже познал грех, и мне не нужен оракул, чтобы открыть мне мою вину: бесконечную ответственность, в грехе ставшую моей виной без вины. Я уже знаю: жив мой Искупитель (Иов). Но в пустом, ненавидящем, чужом взгляде я не видел Его. Поэтому и возопил громким голосом. Мой пустой невидящий взгляд был воплем — слышанием моего вопля. В вопле Бог возвращается. Почему Он не вернулся? Почему невидящий взгляд не оставляет меня? Горшок в руках горшечника, я спорю с Ним. Как Иов, повторяю: каплет око мое к Богу, я хочу препираться с Ним, как человек с ближним своим.
«Временем искушение, временем утешение». Меня постигло искушение. Тем большее искушение, что не было в нем никакого искушения, меня ничто не искушало. Я видел само искушение, беспредметное, всеобще беспредметное искушение, искушение, лишенное всякой соблазнительности, раскрывшееся в полной опустошенности, я видел его в страшном, пустом, невидящем, чужом взгляде, и он не оставляет меня. Христос говорит: «Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их» (Лк. 18, 7). И, как псалмист, я воплю: Господи, поспеши, Господи, не умедли.
И в Старом, и в Новом Завете Бог открывается мне, чтобы я познал себя самого. Я познаю себя через Христа и в Христе: в Старом Завете — через ожидание Грядущего, в Новом — через Слово, ставшее плотью, через Его Благую весть.
Но это познание — видение себя в Боге, в Его видении меня. Апостол Павел говорит, что образ, по которому Бог создал меня, — Христос. В Христе я буду искать себя, в безгрешном — себя, грешника. Но как я, грешник, найду себя в безгрешном? Апостол Павел говорит: сораспявшись Христу. Для этого Он, безгрешный, и взял на Себя грех всего мира, всю вину греха, чтобы в Себе открыть мне меня самого. Вина без вины — крест, Его и мой, вот что, прежде всего объединяет меня с Ним, грешника с безгрешным. На меня вина без вины возложена Богом помимо моей воли. У меня и не было воли, не было лица и взгляда, пока Бог не возложил на меня Свою ответственность, чтобы у меня открылись глаза. Как непосильная для меня, она стала моей виной без вины. Христос добровольно взял эту вину на Себя. Тогда Он виноват, так же как и я; даже больше: Он реально принял на Себя грех всего мира, тогда виноват за всех — и за меня. Реально я могу принять на себя вину за моих ближних, за тех, кого я знаю; но и то не полностью: для меня это заповедь, для Него реальность — действительная вина за всех. В этой вине без вины я проклят. И Он проклят. Апостол Павел говорит: ибо написано: проклят всяк, висящий на древе. Он говорит это о Христе.