И Берии ли было не знать, на что нацелен и как работает в руках чекистского МГБ инструмент «доброжелательства» – инфильтрованный во все сферы общественной и частной жизни контингент не только «
«
Кроме «добровольных доброжелателей» были и профессиональные, «особые доброжелатели» из числа штатных чекистов. Ещё при Дзержинском приказом ВЧК от 14 января 1921 г. было создано Секретно-оперативное управление (СОУ) ВЧК, в состав которого вошли информационный, секретный, оперативный и иностранный отделы.[260] Первым руководителем СОУ был назначен В. Р. Менжинский.
Чем конкретно занимался СОУ ВЧК неизвестно. Никаких официальных документов на этот счёт я не встречал. Но вот что вспоминает в 1989 году пенсионер Леонид Алексеевич Лебедев, руководитель детского музыкального кружка «Играй, мой баян» в Киевском районе Москвы (он же – отставной майор КГБ Алексей Рыбин):
«
Поясню смысл эвфемизмов, употреблённых Рыбиным. «Эта штука» – наблюдение за Сталиным, «крамола с точки зрения женщин» – свидетельства об интимных связях с женщинами, «никто ничего не мог» – и другие «доброжелатели», независимо от Рыбина наблюдавшие за Сталиным, сексуальной крамолы у него не нашли.
1930 год – это год, когда ещё жива Надежда Алилуева, жена Сталина. Если бы обнаружились «связи на стороне», супружеская измена, то это можно было квалифицировать как «моральное разложение». Но, конечно, измена жене – это не измена Родине. Ни Председатель ОГПУ В. Р. Менжинский, ни, тем более, тогдашний руководитель СОУ ВЧК – Г. Г. Ягода об этих фактах никому бы не сообщили. Но соответствующие документы (рапорта «доброжелателей») в какую-то сверхсекретную папочку легли бы. А раз такая папочка была, то, по незыблемым законам бюрократии, в неё складывали и другие отчёты о разговорах, встречах, полученных поручениях… Ведь, как это следует из признания Рыбина, «профессиональные доброжелатели», которые секретно охраняли Сталина, сверхсекретно по долгу службы должны были искать и «
В ту эпоху, в той ветви альтерверса владение инструментом «института доброжелателей» и обеспечивало реальную власть. Поэтому Берия в 1948 году, отстранённый от руководства МГБ, безусловно, ощущал, что, как бы ни была велика его «атомная власть», эпоха его «всесилия» осталась в прошлом.
Вот яркий пример, подтверждающий это. 14 апреля 1948 г. помощник Берии Н. С. Сазыкин получил письмо генерала МГБ А. Н. Бабкина, в котором на основании анкетных данных (!) Я. Б. Зельдовича (родители его матери живут в Париже, а сестра отца в 1936 г. арестована) и О. И. Лейпунского (имеет в Америке родных отца, а его брат арестован органами НКВД) генерал просил
И Берия (!) не находит более эффективного способа спасти ближайших соратников Курчатова, чем спрятать их на Семипалатинском полигоне и через полгода дать через Сазонова расплывчато-бюрократический ответ генералу Бабкину. Как справедливо оценивает этот случай Горобец,
Тем не менее, Лаврентий Павлович был ещё достаточно силён и опытен, чтобы устроить увольнение Коваля из ГРУ в звании рядового и без наград, не проявившего себя ни в каких сражениях.
Это значительно снижало интерес к нему – с точки зрения «органов» Коваль становился «мелкой рыбешкой».
Правда, через четыре года сеть, с помощью которой эти «органы» проводили чистку, стала настолько «мелкоячеистой», что спастись от нее «космополиту» Ковалю стало уже почти невозможно, о чем и свидетельствует описанная ниже история с его письмом о «трудоустройстве» в 1953 г.
И ещё об одном качестве Берии как «менеджера». В июле 1949 года шли последние приготовления к испытанию первой советской атомной бомбы. Для Берии успех этого испытания был буквально жизненно важным. В связи с этим он был погружён в сложнейший клубок административных вопросов, требовавших предельного внимания и сосредоточенности. И при этом он не забыл о судьбе «агента Дельмара»!
Конечно, конкретику бюрократических формальностей увольнения Коваля разрабатывал не он сам, для этого у него были специальные аппаратчики, но принципиальные решения нужно было принять ему.
Окончательное оформление документов проводилось в ГРУ, а тамошние исполнители всё-таки «накосячили» при оформлении военного билета. Что-то было сделано с явными намерениями «замаскировать» личность владельца этого документа – он «не участвовал» в военных действиях, «не имеет» никаких наград, и по званию «рядовой». Но вместе с этим документ содержит записи, которые у любого опытного кадровика вызовут недоумение и потребуют разъяснений.
Почему-то проставлена «липовая» дата призыва (25.10.39 – противоречит документам о приеме в аспирантуру), несуразная по отношению к ней дата принятия присяги (07.11.41 – через два года после призыва!), дата выдачи билета совпадает с датой увольнения (06.07.49), а основанием для увольнения является мифический (или секретный?) Указ ВС СССР.
В военном билете Жоржа Абрамовича сказано: «Демобил. на основании Указа Презид. Верхов. Совета СССР от 4.2. 1947 г. 6.VII. 1949 г.». Но 4 февраля 1947 года не было никакого Указа о демобилизации!