Резво кинулся ко мне — еще сильнее скрутилась, забилась я в угол, прикрываясь машинально руками.
Окоченел, сверлит взглядом.
— Ты че, б***ь?! — бешено.
Поддаюсь, устремляю на него испуганный взгляд.
Побелел тот от прозрения:
— Реально?! Реально от него еще одну мр*зь ждешь?! Да я ж… да я ж тебя на куски сейчас порву! Заживо его достану и разорву!
И сама не поняла, как машинально кинулась вбок, смертником навстречу. Тотчас ухватила утюг и на него — отдернулся в ужасе.
— Это я! Я тебя убью! — дико завопила я, черной яростью давясь. Глаза затянуло поволокой. — Только шаг ступи — убью!
…
Влетел (как он влетел вовремя, даже спустя недели, а то и месяцы осознания всего того, что там было, — не знаю, кому молиться и кого благодарить). Влетел мой Рогожин.
Да вмиг к этому травоядному — удар в лицо, да так, что тот тотчас и грохнулся на пол. Да только уже Федьке было все равно: в сознании тот, или уже давно не в себе. Жутко, адски метелил его. И кинулась я спасать — не так ублюдка, как Рогожина, что наделает сейчас делов, подписав нам очередной приговор, да только уже не слышал, не видел — и меня раз едва не задел. Вбежали работники детсада — дворник и разнорабочий. Силой оттащили от полуживого Сереброва.
— Еще, еще раз, — задыхаясь, завопил Федя, — приблизишься к моей семье — ЧЕТВЕРТУЮ, ТВАРЬ!
Эпилог
Думала, сойду с ума, пока это всё закончится. И днем и ночью лила слезы со страху, что грянет момент, оборона наша падет — и по Федьку приедет милиция. Что вновь заберут. И теперь уже будет грозить реальный срок и за серьезное дело. И о да, как бы я не ненавидела эту скотину, этого «недобитка» Сереброва, я искренне за него молилась, пока тот в больнице отлеживался, ибо не хватало еще и убийства на душу Рогожина, тогда уж совсем — всё, пиши пропало.
Но… справились. Волей судьбы, или каких Святых, или еще кого, справились. Обошлось.
Конечно, подал Лёня, а вернее пытался подать (да не раз (!), как потом выяснилось, имея все медицинские освидетельствования на руках), в милицию заявление, и даже до прокуратуры дошел — да только везде ему отказывали. Боюсь даже вообразить, чего это стоило Рогожину, и чьих рук это дело. Но, как будто кто-то на небесах решил за нас вступиться и, всеми ведомыми да неведомыми силами, все же отвадил беду.
С настояния Рогожина я окончательно бросила работу. И ни уговоры про больничное, ни про декрет — ничего не помогло. Мой удел было: сидеть дома, заниматься бытом и готовиться к предстоящим родам. Что, в принципе, чего кривить душой, было самым приятным для меня решением. Не люблю… Я всё то, что у меня было, не люблю. И дело даже не в конкретном виде работ. Нет, карьера — это не мое. Рогожин, Федька Младший и наш малыш, который вот-вот придет в свет, — это всё, что мне нужно. Ни больше, ни меньше.
А там и вовсе, наступил день, когда всё разрешилось.
Конечно, я дала Рогожину клятвенное обещание, что никто и никогда ни под каким предлогом (даже сам Федор Младший и Ника) не узнает, что документы поддельные, и кто же поистине биологический отец нашего первенца.
Развели нас. Поставили точку. Серебров смиренно дал на всё согласие, всё подписал. И даже судья больше ничего не требовала.