И вот оно — гром и молния в одночасье:
— Так его папа забрал. Серебров Леонид. Он даже паспорт показал. Сказал, что вы просили…
Даже не поняла, как вылетела на улицу. Лихорадочные движения, пляс пальцев по кнопкам серебристой «раскладушки» — и дико, отчаянно завопила в трубку:
— Он его забрал! Забрал! Понимаешь?!! Забрал!!!
— Кто? Кого? — ошарашено вмиг перебил меня Рогожин.
— Серебров. Федьку моего. Забрал!
— Котенок, пожалуйста, успокойся, — отчаянно сжимал мои руки в своих ладонях Рожа. Пристальный, молящий взор в лицо. — Мы его найдем. Непременно найдем. Да и не сделает Он ему ничего. Это его сын. Потому зверствовать не станет.
В момент вперила в Федю я взгляд:
— Он меня ненавидит. Он ко мне мириться приходил — а его откровенно послала. Унизила, как и он нас всегда унижал. Вот и мстит. Это — дикий, больной на всю голову, зверь. В нем ничего святого! Федя! ФЕДЯ, ЧТО ДЕЛАТЬ?!
— Успокойся, Малыш. Потерпи. Сейчас милиция приедет — и со всем разберется. Найдем мы его. А обувь где твоя? — нахмурился. Взор по сторонам.
— А? — вторю ему невольно, смотрю на свои ноги, что в одних лишь носках. Поджала стыдливо под лавочку ступни. Виновато спрятала очи, скривившись. — Не знаю.
— Да в группе. Вроде, это ваше, не наше, — кисло улыбнулась Воспитательница, что учтиво все это время находилась рядом со мной (пока за малышами няня присматривала), дабы вместе дождаться того, кто иной сможет за мной проследить и помочь, если что. Если мне еще хуже станет.
— Ну… это же отец, — развел руки в стороны прибывший участковый. — Что можем сделать? Он же не лишен родительских прав?
— Нет, — отчаянно качая головой, хриплю. — Но он нас выгнал, понимаете? — вперила пронзающий взгляд в мужчину. — Выгнал, на улицу, без копейки. Вещи за двери — и знать не знает. Отказался, а теперь… теперь просто пришел и забрал его. Он украл его. Из мести. УКРАЛ! И неизвестно, что ждет теперь ребенка. Он ему не надо. Никогда не был нужен. И сейчас ни к чему, кроме как сделать мне больно.
— Ну, это понятно, — скривился, отвернувшись в сторону. — Но вы… попытайтесь снова к нему дозвониться, или к его родственникам. Хотя бы просто поговорить.
— Да я пыталась! ПЫТАЛАСЬ! Вон все докажут! И ни с одного номера уже набирали — не берет. Он объявил войну. Только жертва здесь не я! Не только я…
Чем больше на часах наматывали круги стрелки, а за окном нашей квартиры темнело — тем сильнее начинало меня трясти. Тянул уже внизу живот. В голове — сплошной дурман. Задыхаюсь.
— Малыш, я тебя умоляю. Ради нашего будущего ребенка: успокойся! Потерпи! Его ищут!
— Он его забрал! А они отказались помогать! — реву взахлеб, давясь кислородом, будто разъедающим изнутри всю меня газом.
— Я понимаю, Ванечка, — сильнее прижимает меня к себе. — Но я уже своих подтянул. Там не взять буквой закона — другими путями надавим. Малыш, котенок, очень прошу, успокойся.