— Слушай, — резво; с гневом прищурился, вцепился я в этого гада взглядом. — А давай, — едкое. — Реально, давай заключим сделку. — Заухмылялся лживо я, кроя эмоции. Молчит, выжидает тот. А потому продолжил я: — Ты не лезешь в мою семью, а я — не лезу в твою. По рукам? — протянул ладонь ублюдку.
— По рукам, — и хоть с иронией, да не без искренности. Правдивая, довольная улыбка. Ответил участием. — Но деньги — не заберу. Ради Ники — не заберу. Моя бы воля — я бы и кожу с него заживо содрал. Но нет, ваша Риточка постаралась. Так что хватит мне тут… святых корчить. Крыс надо наказывать. Показательно. Особенно, когда они родственники.
(в дополнение к эпилогу)
(В а н е с с а)
Узнала позже и о Ритке. Оказывается, она на меня злилась за то, что Рогожин якобы лишил ее части средств. И то… тех, что, на самом деле, обманным путем в свое время прикарманил ее муженек. Да-да, тот самый! Старый партнер и друг в одном лице, а нынче наш враг — Мазуров. А ведь это он подставил Федю (спевшись с Серебровым и прочей «Ко»)…
Но после, как Рожина Младшая встретила очередную свою «любоф», проще стало. «Прошло». Другим она заморочилась. Говорят, Валентина даже домой перестала пускать. А там и вовсе ее любовник к ней переехал. «Валик» пропал. Причем жена даже не особо переживала на этот счет. Относительно этого я, конечно, в ней видела себя: как я с Серебровым обошлась. Но там же была ЛЮБОВЬ! И… не знаю, даже не смотря на всю жестокость Лёни, никогда бы… не пожелала ему такой участи. Выселить, отобрать всё. Чужого привести в дом — и как так и надо. Нет. Уж лучше самой уйти. Но… я — это я, а Рита — это Рита. А вскоре, вообще, новость за новостью: ребенка она деду с бабой отдала, а сама укатила за границу. С третьим (этого уже бросив). Отныне теперь у нее — «Бизнесмен». Большую часть денег «наследства» Мазура вложила Рита в его дело — линию по производству женского белья, причем официально став партнером. А что по Валентину — подала на «без вести пропавший», так что через несколько лет — ее официально признали «вдовой» и капитал окончательно закрепился за ней. На остаток она выкупила дело у своего жениха — и тоже его послала. Забрала к себе ребенка — и живет теперь, припеваючи. Хотя замуж так больше и не вышла: женихи, конечно, как перчатки менялись. И, наверняка, теперь уже они под нее подстраивались, а не наоборот. Да, сбылась мечта Рогожиной: в достатке и независима. Но счастье, счастье-то она нашла? Сомневаюсь…
Да и на вид: на языке одна ложь, на лице — камень, а не эмоции. А в глазах… А в них и того страшнее заглядывать, дабы вконец не увериться в своих словах. В своих догадках.
И об моем обещании… Федьке Старшему.
Изначально, конечно, все сынициировала я. Пока Федя Младший в садике, и пока я еще не родила, приехали. Оба мы приехали с Рогожиным на кладбище, к моему отцу. Серебров больше — никто в моей жизни, а потому в любом виде запретов нет. Да и давно не было. Все у меня моральных сил не хватало. А тут… как бы и повод организовался (перед двойным важным событием). Вот и — приехали.
Шаги, бродя на бум, попытки выудить из памяти, расспросить даже местных сторожей — и выбрели.
Вот оно. Уставила я взор на гранитный, дорогой, красивый памятник, где умелым мастером высечен портрет папы.
А все же… Аннет действительно его любит, раз так постаралась… когда уже не особо есть причины строить из себя прилежную жену. Можно было бы… куда проще — и не было бы не перед кем стыдно, но…
Шумный вдох — и как на духу, как с живым человеком:
— Я выплатила долг. Исполнила веление, как смогла. А остальное — уже не от меня зависело. Я на тебя не обижаюсь. Больше не обижаюсь. И ты… прости. Я Его люблю. И я буду с Ним, хотел, хочешь ты того… или нет. Буду. И ему буду рожать детей. Лишь только ему. Прощай.
Разворот — и пошагала прочь.
И вот тут… уже Рогожин настоял: приехали и на годовщину, и на следующий родительский день. Мол… внук должен знать свои корни, тем более что… всё уже позади.
А я, в свою очередь, настояла на том, что после рождения нашего общего ребенка — мы все вместе хоть иногда, но ездили к родителям Феди (ну, и на свадьбу пригласили, конечно). Федя был не в восторге от всего этого, да деваться было некуда. Каждый из нас понимал, что этот договор прежде всего забота друг о друге, для нас самих нужен, вот только гордость не дает о всем этом признаться вслух. Мы любим своих родителей, какими бы они не были, и каких ошибок не наделали. Точно также, как и они любят нас — вопреки всему.
А потому настал день, когда и к моей матери съездили. Познакомили с внуками. Она, конечно, рада была, да только… просила не особо частить, а то у нее «здоровье уже не то». Будет сделано.
И да. Вопреки всему и всем… я действительно счастлива. Мы счастливы. Наша большая, дружная семья: Федя, Федя, Некит и я.
(момент эпилога; до рождения Никиты)