Это стало своего рода ритуалом.

Они напоминают мне о нём…

И поэтому каждый раз по пути домой я останавливаюсь купить эти злополучные сладкие плоды и каждый раз давлю в себе восстающие воспоминания и чувства к человеку, о котором не получала новостей вот уже больше полугода. Который ворвался в мою жизнь, как разрушающий ветер, как песчаная буря, снося всё на своём пути. Забрав у меня — меня. Ничего не обещав и более не дав о себе знать.

Если раньше я утешала себя мыслью, что не собираюсь бросаться грудью на амбразуру — не планирую навязывать своё общество Алисейду, — то сейчас я злюсь от того, что всё-таки позволила себе рухнуть в этот омут с головой, каждый день ожидая от него хоть какой-то весточки, словно мы дали друг другу какие-то клятвы.

Невыносимо каждую вторую ночь видеть его во сне.

Невыносимо ощущать на коже его будто не остывшие до сих пор касания и поцелуи.

Невыносимо думать о том, что он вычеркнул меня из своей памяти.

Невыносимо…

Я прекрасно осведомлена о том, что произошло тогда в Фасиаме. Всё братство, чьи ветви раскинуты по миру, как широкие крылья орла, закрывающие диск солнца, гудело после кощунственного предательства Аль-Алима.

Я знаю — я обсуждала это с Гасаном в дартн ещё тогда, когда прошло всего пару дней после ужасного события, — что Алисейд остался жив и победил наставника, теперь уже бывшего, в сложнейшем бою.

Снова воскрешаю в голове наш разговор, пока бреду по озарённому закатными лучами кварталу до дома:

— Мира тебе, дорогая Сурайя! — распорядитель дарты тепло поприветствовал меня, чуть разведя руки.

Я застала его за всё тем же привычным занятием: кисть ловко взбегала по поверхности глины, оставляя витиеватые узоры из разных цветов.

— Мира и покоя, Гасан… — робко ответила я, всё ещё обдумывая, стоит ли вообще начинать с ним беседу об Алисейде и, тем самым, выдавать себя.

Он видел, как я замялась на входе, теребя в пальцах край чёрного никаба.

Теперь к тёмной, полностью закрытой одежде я относилась иначе: надевая её, мне словно хотелось угодить Алтсейду, не видевшему это, тем, что моё тело скрыто от чужих глаз и доступно, знакомо только ему одному.

Какой неуместной сейчас мне кажется моя преданность…

— Ты ведь слышала последние новости из Фасиама, не так ли? — с улыбкой безобидного сплетника спросил Гасан, выйдя из-за стойки и направившись к столику с кувшинами.

— Краем уха… — уклончиво ответила я.

Ещё как слышала.