— Камаль разделял мою новую идеологию и цели, но совесть в последний момент шепнула ему нечто, пошатнувшее веру в возможность обладать безграничной властью. Его смерть была не случайной трагедией: он передумал, а я лишь выполнил то, что должен был, — каждое слово сочится цинизмом и холодом, и я с ужасом осознаю, что этот человек спокойно руководил нами все эти годы. — Мертвые прекрасно молчат. Тебе ли не знать, Алисейд?..

Правда опрокидывается на меня, как чан с горящей смолой.

Я вспоминаю рассказ Сурайи и чётко понимаю одно: она тоже видела лишь то, что ей хотели показать. Иллюзию.

Собратья из бамбуковых лесов далёкой страны не переходили тогда на сторону тамплиеров.

Они просто убрали Камаля, который пошёл на попятную, с пути, как назойливую муху.

По приказу нашего наставника, приняв сторону Аль-Алима.

Его новую сторону.

Его измену братству…

И всё ради чего?!

Ради какой-то неизвестной реликвии?

— Как ты мог… — мои губы едва шевелятся, произнося это. По конечностям вновь пробегает волна боли, и я выгибаю позвоночник, сдерживая рык. — Как ты мог так обойтись с ним? С его учениками? С Сурайей… Ты ведь угрозами заставил её молчать?

— Логика и холодный расчёт уступили чувствам, да, Алисейд? — со злобной усмешкой задает он риторический вопрос, вальяжно спускаясь по ступенькам вниз с парапета.

Нет.

Он не узнает об этом.

Даже если я действительно умру сегодня, Аль-Алим не должен добраться до Сурайи, полагая, что она дорога мне — во второй раз он не оставит её в живых, и поэтому я спешу уйти со скользкой темы, пытаясь закрыть разум и не выдать себя, свои эмоции и мысли о ней:

— Зачем тебе это? — кивок в сторону мерцающего артефакта выходит неловко, через силу. — Всё это?!

На один короткий миг мне кажется, что ноздрей касается знакомый аромат, принадлежавший ей одной, погребавший здравый смысл под чувствами губительный запах ванили в объятиях шафрана, — но нет… Это мне лишь мерещится, вынуждая нутро напоследок потянутся к образу Сурайи, находящейся сейчас за сотни вёрст.

Голос Аль-Алима тут же отрезвляет, возвращая в неприглядную реальность.

— Я нашёл доказательство, — мой бывший учитель приближается ко мне, грозно расправляя плечи, и громогласно объявляет после: — Что ничто не истина и всё дозволено!

На этих словах, сказанных с таким ярым убеждением, Аль-Алим в мгновение ока оказывается передо мной, и я чувствую, как инородное влияние опадает с меня, будто тяжелый занавес.