Я попытался вцепиться ему в глотку, но этот щупленький на вид мужичонка обладал богатырской силой. Он стряхнул меня, как медведь дворовую шавку.

«Слушай, доктор, у меня больше нет времени. Несси просила передать тебе вот это (он сунул мне в руки мою видеокамеру). Ее прощальное послание. Машина остается тебе как компенсация за моральный ущерб. Деньги мне твои даром не нужны. Чао какао! Адье, амиго!»

Он ушел, а я поехал назад в клинику в полном смятении. Что мне теперь делать, как объяснить ее мужу, что она исчезла в лесу, сбежала с религиозными фанатиками? Пока я мчался по трассе, то принял окончательное решение уехать из города, а может, и из страны как можно быстрее. Тут меня уже ничто не держало. Моя любимая жена ушла к другому, побогаче, и я остался совсем один. Несси и ее болезнь долгое время отвлекали меня от семейной драмы, но теперь, когда она сбежала, я давил педаль газа, выжимая почти до двухсот, и чувствовал, как тоска, глухая и тяжелая, наваливается на меня всей тяжестью неподъемного горя. Вспомнилась ее теория внутренней пустоты. Она говорила, что когда эйдосы уходят из человека, образуются пустоты, и тогда горе возвращается к нему с тройной отдачей, за счет компрессии. Вдруг я понял, что она имела в виду. Не знаю, какими существами до этого была занята «полка для горя» в моей душе, но сейчас она неожиданно освободилась. И я понял, как одинок. Как нечеловечески я одинок в этом проклятом мире. Знаешь, во многом она была права. Где-то глубоко в ее рассказах было очень много истины, которую ни мне, ни многим другим не дано понять в силу одномерности видения этого мира.

Было где-то около трех ночи, когда я добрался наконец до клиники и зашел в кабинет, чтобы забрать документы, личные вещи и фотографии и покинуть это место навсегда. Чтобы не будить никого из персонала, я тихо, не включая свет, зашел с заднего хода, открыл дверь в свой кабинет и стал шарить на столе в поисках выключателя.

«Стой где стоишь, продажная душонка!»

Я, наконец, нащупал заветную кнопку и включил лампу на столе. На диване сидел Марат, в руке у него был пистолет с глушителем.

«Итак, где она? Где моя жена?»

«Я не знаю».

«Отдай мне кассеты и расскажи, куда ты дел Несси, лживый козел!»

Трясущимися руками под дулом пистолета я по приказу Марата разливал в хрустальные рюмки коньяк. А потом положил на стол пластиковый пакет с кассетами.

«Нет, это не все. Ты прекрасно об этом знаешь. Где последняя?»

Я достал из кармана кассету, что мне дал Захер, и положил сверху.

Марат подошел ко мне и приставил пистолет к голове.

«Пей, а потом я выстрелю. Так нам обоим будет легче».

В такие минуты мозг начинает форсированно искать выход из ситуации, чтобы спастись. Неожиданно я понял, что в моем кармане лежит шприц с успокоительным лекарством – тот самый последний укол, который я должен был поставить Несси, но под действием ее уговоров на время отложил. Я немного потянул время, делая вид, что нюхаю коньяк. На меня вдруг нашел несвойственный мне кураж. Что мне терять, даже если он убьет меня? Дыра в душе так и осталась дырой. Сколько времени понадобится, чтобы залатать ее? Год, два, вечность?

«А закусить можно?»

«Закусишь на том свете. Пей быстрее, уже светает».

«Ну да, вампиры этого не любят».

Я услышал, как он взвел курок. Изо всех сил я всадил ему в бедро укол, а потом оттолкнул в сторону. Раздался глухой выстрел. К счастью, пуля меня не задела и угодила в шкаф. Я упал на пол и пополз к двери, понимая, что пока лекарство подействует, Марат может выстрелить еще несколько раз. Я спрятался за креслом, закрыв голову руками. Прошла, наверное, минута, а нового выстрела не последовало. Вместо этого я услышал хрип, словно мой противник подавился оливковой косточкой и теперь изо всех сил пытается выхаркать ее вместе с легкими. Я немного приподнял голову над диваном и увидел, что Марат в судорогах скрючился под столом, а изо рта у него идет пена. Бедняга умирал долго и мучительно, я пытался что-то сделать, но все было бесполезно. Казалось, его тело разрывают изнутри миллиарды маленьких взрывов.

«Несси, Несси», – хрипел Марат до тех пор, пока его перекошенное лицо не застыло, будто кусок оплавившегося пластика. Я потрогал пульс – но он замер. В руке у него была зажата цепочка. Кулон с единорогом. Марат был мертв.