Письма военных чиновников из Барановичей показывают условия жизни и настроение работавших на германскую армию евреев. В апреле 1942 года инспектор сухопутных войск писал домой, что «евреи, в том числе женщины и девушки, могут выходить из гетто на работы только в колоннах, сопровождаемые литовской полицией. Их толпами расстреливают, так как хотят, чтобы они исчезли, и упрекают их в том, что они делают общее дело с партизанами». Через несколько дней он рассказал, что работающие в конюшне евреи «время от времени спрашивают, будут ли они позднее расстреляны». Неизвестно, что отвечал им инспектор, но он хорошо знал, что по приказу бургомистра из 8 тысяч евреев в Барановичах было расстреляно 2 007 человек, в том числе женщины и дети. В сентябре другой чиновник по секрету сообщал своим домашним, будто «акция против евреев» произвела на него столь тягостное впечатление, что он не в силах описать ее в деталях[343].

Советские евреи не только стали объектом беспощадной эксплуатации, но и подверглись со стороны вермахта бессовестному ограблению. Массовое мародерство немецких военнослужащих наказывалось командованием, но солдатам разрешалось участвовать в официальных реквизициях. Так, 44-я пехотная дивизия, укомплектованная в основном австрийцами, в октябре 1941 года «ариизировала» носки, чулки и ткань для портянок. В докладе интендантского отдела дивизии говорилось, что «чувствительная нехватка носков особенно вредит маневренности войск». Поэтому «еврейскому населению… было дано задание поставить все имеющиеся в его распоряжении носки и пригодную для применения на портянки ткань в местную комендатуру. Правда, успех акции был небольшим: запасы, которые большей частью были в руках евреев, еще до оккупации города немецкими частями были вычищены русскими. Все же один пехотный полк удалось экипировать материалом для портянок»[344].

Когда поздней осенью 1941 года положение с продовольственным и вещевым снабжением войск значительно ухудшилось, показатели «злоупотреблений» солдат стали стремительно возрастать. Примером является запись 13 ноября 1941 года второго адъютанта 55-го армейского корпуса, ответственного за унтер-офицеров и рядовой состав. «Ко второму адъютанту поступают первые сообщения о злоупотреблениях войск: с одного еврея было «снято» меховое пальто; когда русский бургомистр был «при исполнении», солдаты ограбили его квартиру; одну русскую заперли в подвале, и там шесть солдат по очереди изнасиловали ее». 6 декабря этим же офицером была сделана новая запись: «Ежедневно приходили груды сообщений: мародерство солдат у гражданского населения, изъятие продуктов питания, неправомерные «конфискации» вещей, изнасилования женщин… Командующий генерал приказал преследовать эти происшествия не в судебном, а в дисциплинарном порядке»[345].

На рубеже 1941–1942 гг. некоторые экономические специалисты вермахта начали осознавать, что в условиях затяжной войны массовое истребление еврейского населения на оккупированных территориях наносит ущерб материально-техническим интересам германской армии. Об этом свидетельствует объемистый секретный доклад инспектора по вооружению в Украине, датированный 2 декабря 1941 года и адресованный руководителю управления по делам военной экономики и вооружений в ОКВ генералу пехоты Томасу:

«Позиция еврейского населения с самого начала была боязливой – они добровольно пытались избежать всего, что могло не понравиться германской администрации. Само собой понятно и неудивительно, что они внутренне ненавидели германскую администрацию и армию. Но нет доказательств того, что все евреи поголовно или в большей мере, чем другие, участвовали в актах саботажа и т. п. Конечно, среди них, как и среди украинцев, были террористы или саботажники. Однако нельзя утверждать, что евреи как таковые представляют собой какую-либо опасность для германского вермахта. Производство, в котором были заняты евреи, ускорялось не чем иным, как их страхом, и удовлетворяло как войска, так и германскую администрацию».

Инспектор сообщал, что казни «происходили совершенно открыто с привлечением украинской милиции и часто, к сожалению, при добровольном участии военнослужащих вермахта. Форма проведения этих акций, которые распространяются на мужчин и стариков, женщин и детей всех возрастов, была ужасной. Акции по массовости казней были столь гигантскими, как ни одно другое до сих пор предпринятое в СССР подобное мероприятие. В целом к настоящему моменту казнены примерно 150–200 тысяч евреев в области, относящейся к имперскому комиссариату. До сих пор потребности экономики во внимание не принимались».

В докладе подчеркивалось, что решение еврейского вопроса в Украине определялось не требованиями целесообразности, а «принципиальными мировоззренческими соображениями», следствиями чего явились: «а) устранение части едоков в городах, излишних в настоящее время, б) устранение части населения, которая нас, несомненно, ненавидела, в) устранение ремесленников, настоятельно необходимых для потребностей вермахта, г) очевидные последствия для внешнеполитической пропаганды, д) вредное воздействие на войска, которые во всяком случае имели косвенное отношение к экзекуциям, е) одичание формирований, непосредственно проводивших экзекуции (полиции порядка)».

Конечно, инспектор был озабочен прежде всего интересами военной экономики. «Если мы перебьем евреев, позволим умереть военнопленным, предоставим значительную часть населения голодной смерти, в будущем будет потеряна от голода часть сельского населения, остается без ответа вопрос: кто же здесь, собственно говоря, должен производить экономические ценности»[346].

Об отношении вермахта к проблеме еврейских рабочих-специалистов говорится и в докладной записке главного комиссара в Барановичах Фридриха Фенца, 10 февраля 1942 года направленной имперскому комиссару Лозе и генеральному комиссару Кубе. «После того как местное еврейское население убедилось, что сопротивление германскому вермахту бессмысленно, его тактика изменилась. Если еще вчера взрывами и поджогами оно опустошало лучшие здания и стреляло в немецких солдат из засады, то теперь оно выползло из своих укрытий, чтобы, по видимости, лояльно предложить свои услуги германскому вермахту. Он с первого момента использовал еврея, с которым мог найти лучшее понимание (идиш), который, к тому же, казался услужливым и добровольным в своем страхе. К тому же, евреи всегда пытались путем профессионального образования в ремесле, промышленности и торговле создать себе монопольное положение и старались как можно дальше отстранить от этой деятельности местное арийское население». Фенц жаловался на то, что в учреждения вермахта принимались не только еврейские рабочие, но и персонал для личного обслуживания, уборки, и даже в органах контроля трудятся главным образом евреи. Главный комиссар указывал на наличие достаточного количества нееврейского населения, способного выполнять те же самые обязанности. «Даже у офицеров в ответственных учреждениях часто встречаешь совершенно неразумный настрой к еврейскому вопросу, – констатировал Фенц. – Еврейский вопрос не может быть полностью урегулирован, пока еврейские рабочие на промышленных предприятиях, в ремесле и т. д. не могут быть заменены арийскими рабочими. Поэтому в большей мере в качестве учеников на различные предприятия принималась белорусская молодежь». Фенц, противодействуя вермахту, провел перепроверку евреев-специалистов, часть из них заменил и составил списки оставшихся. «Евреи, которые не причисляются к специалистам, но полностью работоспособны, будут согнаны в молодежные рабочие лагерные гетто или объединены в подразделения принудительного труда, которые под необходимым надзором могут применяться для работ по расчистке, в дорожном строительстве и т. д.», – докладывал он имперскому комиссару[347].

Нам представляется, что непоследовательность военно-экономических органов и руководителей как в Берлине, так и на местах вызывалась, во-первых, противоречием между идеологически мотивированным отношением к советским евреям как к организаторам партизанского движения, саботажникам и лентяям с одной стороны и необходимостью эффективной экономической эксплуатации завоеванной территории, что было немыслимо без труда евреев, – с другой. Во-вторых, колебания военных базировались на нечеткости концепции экономического будущего захваченных земель, вследствие чего евреи виделись им то излишними едоками, то ценными специалистами. Это привело к отсутствию серьезного сопротивления со стороны инспекции по вооружению в Украине уничтожению евреев, предпринятому СС и полицией летом 1942 года. А, когда весной следующего года оккупационные власти по приказу Гиммлера приступили к полному истреблению работавших на вермахт евреев, командующий вермахтом в Белой Рутении Клепш приказал держать в секрете намеченное «общее решение еврейского вопроса» и говорить только о том, что «евреев группами будут привлекать для целесообразного трудового использования»[348].

2.4. Расовые чистки в лагерях военнопленных

Вермахт, поступившись своим кодексом чести, отказался от ответственности за судьбу военнопленных красноармейцев и командиров еврейской национальности. По данным израильского историка Ицхака Арада, в середине 1920-х гг. мужчины-евреи составляли 1,7 % мужского населения СССР, однако в Красной армии – 2,1 % личного состава, причем их доля в политическом составе РККА достигала 10,3 %, а контингент военных врачей состоял из евреев на 18,6 %. Во время войны в советские вооруженные силы было призвано 420–430 тысяч евреев[349].

Известный немецкий специалист по истории плена Кристиан Штрайт, автор классической монографии о судьбе советских военнопленных, пришел к выводу о том, что с попавшими в плен евреями вермахт обращался значительно хуже, чем с остальными советскими пленными[350].

С другой стороны, обращение со всеми советскими военнопленными было гораздо более жестоким, чем с пленными военнослужащими других государств. Следовательно, советские военнопленные еврейской национальности подвергались самому жестокому во Второй мировой войне обращению. За время войны в немецком плену оказалось около 200 тысяч евреев-военнослужащих. Обращение с ними в первую очередь зависело от того, в какой армии они служили. Солдаты вооруженных сил США, Великобритании (включая еврейские подразделения из Палестины), Франции, Канады и Австралии подвергались такому же обращению, как и другие солдаты, хотя имели место попытки изолировать их. Так, примерно с полутора тысячами палестинских евреев, которые добровольно служили в британской армии и попали в плен в Греции, на Крите и в Северной Африке, немецкие военные власти обращались так же, как и с остальными английскими военнопленными. Подавляющее большинство из них смогло пережить войну[351].

Поезд с советскими военнопленными на обложке журнала ОКВ «Die Wehrmacht». Ноябрь 1941 года

За годы войны вермахтом, по разным оценкам, было взято в плен от 60 до 85 тысяч еврейских бойцов, командиров и политработников Красной армии[352]. 17 июля 1941 года между Гейдрихом и шефом общего управления вооруженных сил в ОКВ генерал-лейтенантом Германом Рейнеке было заключено соглашение о передаче всех евреев из лагерей военнопленных зондеркомандам для расстрела. Эта договоренность распространялась и на лагеря, находившиеся в области операций и тем самым попадавшие под власть ОКХ. В тот же день Гейдрих отдал приказ о выявлении в шталагах нескольких категорий пленных. Розыску подлежали «все значительные функционеры государства и партии, в особенности профессиональные революционеры; функционеры Коминтерна; все важные партийные функционеры Коммунистической партии Советского Союза и ее дочерних организаций в центральных, краевых и областных комитетах; все народные комиссары и их заместители; все бывшие политические комиссары Красной армии; ведущие лица центральных и средних инстанций при государственных органах; руководители экономики; советско-русские интеллигенты». Список замыкали «все евреи» и, по-видимому, отождествляемые с ними «все лица, в отношении которых установлено, что они являются подстрекателями и фанатичными коммунистами»[353].

Генерал Вагнер был не согласен с ограничением сферы компетенции сухопутных войск и приказом от 24 июля разделил всех пленных на пять групп. К третьей группе относились «политически нетерпимые и подозрительные элементы, комиссары и подстрекатели», которых караульная команда могла расстрелять по приказу коменданта лагеря. Евреи же попали в группу № 2 – «азиаты (по их расе); евреи; русские, говорящие по-немецки». Хотя их нельзя было отправлять в рейх и приказывалось в первую очередь привлекать к работам в оперативной области сухопутных войск, все же это не грозило немедленным расстрелом. Использование айнзацкоманд в лагерях сухопутных войск не допускалось. Исполняя этот приказ, комендант дулага в Виннице в октябре 1941 года отдал под трибунал трех офицеров охраны, передавших опергруппе «Ц» 362 еврейских военнопленных. Комендант 185-го дулага майор Виттмер на совещании в полевой комендатуре в присутствии полевого коменданта, представителей тайной полевой полиции, полевой жандармерии и полицейского полка заявил, что не выдаст для «особого обращения» имеющихся в его лагере пленных евреев. «На этот счет нет никакого приказа компетентных учреждений вермахта, а для меня имеют силу только они». Но этот приказ чаще нарушался, чем исполнялся, а 7 октября ОКВ фактически отменило распоряжение Вагнера, открыв айнзацкомандам доступ к евреям в лагерях. Было приказано отбирать их «как можно более незаметно и проводить ликвидацию без промедления как можно дальше от транзитных лагерей и населенных пунктов», чтобы это не стало «известным остальным военнопленным и населению»[354].

Еще до достижения этой договоренности немецкие войска относились к советским военнопленным как к «недочеловекам» и попирали нормы международного права. Так, 2 июля 1941 года одно из подразделений 62-й пехотной дивизии, входившей в состав 6-й армии, без проведения всякого разбирательства расстреляло 42 военнопленных. Приказ о расстреле был отдан одним из унтер-офицеров на том основании, что неподалеку от места сдачи красноармейцев в плен был обнаружен труп немецкого солдата с выколотыми глазами. Узнав об этом, командир полка издал для всего личного состава приказ «о зверствах красноармейцев», которые по приказу «еврейских комиссаров» отрезают павшим немецким солдатам конечности и выкалывают глаза[355].

Немецкие солдаты наблюдают, как военнопленные красноармейцы роют себе могилу. 1941 год

Военные органы власти начали обособление и эксплуатацию еврейских пленных. 5 августа 1941 года 2-я армия издала приказ о привлечении к работам евреев и «азиатов» перед их отправкой в глубокий тыл. 29-й корпус 6-й армии в Киеве 22 сентября распорядился об использовании евреев близлежащего транзитного лагеря на опасных работах по разминированию. В Умани у еврейских пленных отбирали шинели и сапоги. В 160-м дулаге еврейские пленные маркировались звездой. В лагере не было отхожих мест, и евреям было приказано руками собирать нечистоты и относить в мусорные баки[356].