Это было место заседаний тюремного парткома, место передачи сообщений из камеры в камеру и полученных с воли, место встреч старых подруг.
Белья набиралось немало для шестерых прачек. Ведь тюрьма всегда была заполнена до отказа. Гудела, урчала вода в больших котлах. Там кипятилось белье. В полумраке подвала корыта вспухали сизой пеной. Проворные руки заключенных усердно терли белье.
Кажется, что может быть мрачнее этого места! А женщины хохочут, поют песни, читают стихи.
Вера страстно любила поэзию, понимая ее и умом, и сердцем. К тому же и память легко, прочно удерживала много, много стихов, прочитанных не только в зрелом возрасте, но и в детстве. Музыка слова очаровывала ее.
Особое пристрастие питала Вера к белорусской поэзии. Она знала чуть ли не все, написанное Максимом Богдановичем, десятки стихов Янки Купалы, своего друга Анатоля Вольного (Ажгирея), Андрея Александровича, Михася Чарота.
И то, что когда-то воспринималось отвлеченно, как аллегория, приобретало здесь, в тюрьме, конкретный, определенный и глубокий смысл.
— Помнишь, Марусенька, как писал Богданович? — спрашивала Вера, наклонившись над корытом и снуя проворными руками в облаке мыльной пены. — Вот слушай:
Это же к нам обращается Богданович! Будто сегодня написано.
А много стихов выпало из памяти, стерлось со временем. Тогда восстанавливали коллективно, строка за строкой. Полностью вспомнили «Евгения Онегина» Пушкина, «Железную дорогу» Некрасова, «Думку» Купалы, «Мцыри» Лермонтова и много других стихов и поэм. Начинали в прачечной, продолжали и кончали в камерах и на коротких прогулках.
В прачечной получали и передавали из камеры в камеру газету «Правда». Друзья с воли пересылали ее обычно в тщательно заделанных кусках мыла. Прошедшая множество рук на воле, бережно хранимая газета путешествовала по всем камерам, где сидели политические заключенные, вселяла в них бодрость и веру в лучшее будущее. Вряд ли те, кто писал статьи, информации, корреспонденции в «Правду», предполагали, какие чувства вызовут их порой совсем скромные, обычные материалы. В условиях каторжной тюрьмы слово «Правды» получало особое звучание.
Обычно партийный комитет решал, кто должен идти стирать белье. Это была единственная легальная возможность для встречи заключенных без посторонних наблюдателей.
Узницы работали очень усердно, чтобы образовался хотя бы небольшой перерыв между стиркой и кипячением белья. В этот промежуток и проходили заседания парткома.
Вера была членом партийного комитета и принимала активное участие в общественной жизни тюрьмы. Не было таких дел, к которым она не была бы причастна.
В прачечной на заседании парткома обсуждали, как провести праздник Великой Октябрьской социалистической революции. С воли передали указание партийного центра: политические заключенные должны устроить демонстрацию применительно к своим условиям. Вера предложила: всем политическим узникам в этот день прикрепить к одежде красные бантики, петь «Интернационал».
7 ноября было пасмурно. В камерах сумрачно.
В этот день проверять прогулку пришел сам начальник тюрьмы Рынкевич. Предварительно заглянув в камеры и увидев красные бантики, злобно закричал:
— Лишаю прогулки!
И тут же из всех камер раздался могучий «Интернационал». Рынкевич топал ногами, махал кулаками:
— Не позволю! — Но видел перед собой только широко открытые рты, из которых лились звуки «Интернационала».
Сонный городишко, стряхнув с себя дрему, чутко прислушивался к песням в тюрьме. Возле мрачного здания, обнесенного высокой каменной стеной, со сторожевыми башнями, уже собралась толпа любопытных. То и дело слышались реплики: