Камерленго мог взять с собой конвой, но передумал. Он выбрал тех двух стражников, которые в первый раз упустили девушку. Он выбрал их намеренно, поскольку знал, как и стражники, что они обязаны ему жизнью. Он не стал дожидаться, когда принесут шапку и плащ, а спустился с каменной лестницы в чём был – в своем кожаном костюме, в сопровождении стражников; гондольер показывал дорогу.
Он вёл свою лодку по тайным каналам, о которых мало кто знал, по неподвижным водным проходам, таким узким, что солнце проникало сюда только к середине дня. Гондольер выбрал самый короткий путь, но камерленго, сидевший на носу, хранил нетерпеливое молчание.
Возле моста Тре Арки он последовал за гондольером, не произнося ни слова, и чумной дым вился у его ног. В темной улочке бедной части квартала он ждал, пока гондольер считал двери в поисках дома своего товарища. «Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…».
Голос оборвался. Номер пятнадцать был загорожен деревянной доской, а на двери виднелся красный крест.
Камерленго с минуту молчал. Затем совершенно спокойным голосом приказал стражникам:
– Расспросите соседей. Ты…, – он обернулся к первому стражнику, – иди в шестнадцатый. А ты…, – он повернулся ко второму, – в четырнадцатый.
Через минуту они вернулись.
– Он скончался, – сказал первый.
– Прошлой ночью, – добавил второй.
Гондольер стал пятиться от бешеной злобы, которой горели глаза камергера, но камерленго мгновенно ухватил его за шиворот. Одним движением он поднял засов, распахнул ногой дверь и втолкнул его в дом, зараженный чумой, а затем закрыл за ним дверь.
Глава 29
С того дня Аннибал и Фейра стали друзьями. Вечерами, после последнего обхода пациентов, они вдвоем чистились, покидали Тезон и возвращались в дом Аннибала.
Фейра замечала в нём много нового – как его голос повышался, когда он бывал взволнован, а ноздри раздувались слегка. Ещё она заметила, что он носит что-то на цепочке, на шее, как и она носила ленту, на которой висело кольцо её матери, и задумалась – возможно, он тоже хранит воспоминание о своей матери. По утрам Фейра ходила сонная, зевала за своей вуалью, потому что каждую ночь возвращалась в свой дом всё позже и позже, иногда пересекая лужайку, уже когда бледная полоска рассвета показывалась на горизонте, незамеченная никем – кроме старой Бадессы, которая отпирала церковь перед полунощницей.
Аннибал и подумать не мог, что их встречи компрометируют Фейру. Для него эти вечера были наполнены общением исключительно на медицинские темы; и когда Бадесса предупредила его о том, что неприлично проводить время наедине друг с другом, он ответил кратко: «Мы
Фейра готовила скромный ужин – из того, что можно было купить в Трепорти или вырастить на острове. Но вкус её стряпни был внове для Аннибала. После ужина он наливал себе бокал вина, и они усаживались возле огня. По молчаливому согласию ни один из них не надевал маску; Фейра снимала вуаль, как делала в доме отца, а Аннибал вешал свой клюв возле двери. Они говорили о медицине или о травах. Фейра объясняла Аннибалу, как делать сладкий шербет и джулеп или густой
Они вместе читали медицинские книги, Аннибал помогал Фейре разбирать латынь. Она с любопытством узнала, что одна книга – с удивительно подробными анатомическими рисунками, которую показал ей Аннибал, принадлежала тому же Леонардо да Винчи, который нарисовал Витрувианского человека. В свою очередь, она рассказывала ему о трудах великого османского врача Серафеддина (Sabuncuoglu) и о медицинском справочнике
Фейра рассказала Аннибалу о шести компонентах, составляющих баланс мизана в человеческой жизни. «Свет и воздух, – сказала она, считая на пальцах «кирпичики», из которых строилось здоровье человека, – пища и питье, работа и отдых, сон и бодрствование, экскреция и секреция, включая…, – она закашлялась, – купание и сексуальную близость, и, наконец, настроение и состояние души.
В ответ на это Аннибал рассказал Фейре о балансе четырех биологических жидкостей; в этом их мнения совпадали, как ни странно, – чёрная желчь, красная кровь, белая желчь и бледная флегма, представляющие четыре темперамента – сангвинический, холерический, меланхолический и флегматический. На мгновенье ей показалось, что она увидела связь между биологическими жидкостями и четырьмя конями, о которых говорила ей мать. Вороным, рыжим, белым и бледным. Она спросила Аннибала, слышал ли он о четырёх конях такой масти или читал о них в одной из своих многочисленных книг. Он пожал плечами. «Возможно, в церкви, когда был ещё ребенком. Но с тех пор я мало интересовался Писанием. Насколько я помню, они несут Смерть». Фейра встревожилась. Она дотронулась до кольца на груди, словно это амулет, способный отогнать зло.
По мере того как доверие между ними росло, они стали обсуждать и другие темы. Вскоре молодые люди начали рассказывать друг другу о себе. Фейра не нарушила клятвы, данной матери, но рассказала Аннибалу о своих родителях, а он постепенно стал рассказывать о своей матери, которая покинула его. Эта женщина, казалось, нанесла ему такую рану, что при всём его внешнем благополучии – он был здоров и красив – его душа терзалась больше, чем у обитателей Тезона. Скоро Фейра узнала причину его печали.
– Она была куртизанкой?