На последней ступеньке Палладио внезапно пронзила острая боль. Он пошатнулся, похолодев от ужаса. Словно могучая рука сдавила ему сердце, которое трепетало, как кролик, угодивший в ловушку. Свет уходит, подумал он, охваченный внезапной паникой, и я тоже. Нет, разве Господь заберет Своего зодчего, прежде чем тот завершит строительство?

Через минуту боль прошла, и Палладио смог спуститься с лестницы, жадно глотая воздух. Сабато, шедший впереди, ничего не заметил. Когда Палладио проходил под аркой ворот, сердце билось уже спокойнее, но он все ещё чувствовал слабость и сильно вспотел. Он заметил, что стал чаще разговаривать с Богом, с тех пор как начал возводить Ему дом. Это был не духовный диалог, а просто беседа, такая же, как с любым вельможей, для которого он строил бы здание. Он вёл сотни подобных разговоров со своими друзьями, братьями Барбаро, когда строил их великолепную виллу Мазер, и к Богу он относился точно так же, обсуждая со своим небесным Господином стиль колонн или материал для мощения пола и не ожидая ответа. Но теперь он просил кое-что взамен.

Дай мне время, Боже, молил он. Только дай мне время.

Уже наступил вечер, когда Аннибал, наконец, нашёл Палладио. Первым делом он направился к нему домой в Кампо Фава и постучал тростью в дверь с золотым циркулем. Толстая кухарка, открывшая ему дверь, сообщила, что хозяин уехал на Джудекку. «Он бывает там каждый день, – сказала она, – они с Сабато возвращаются домой, словно призраки, – совершенно белые от каменной пыли».

Аннибал кивнул, заметив, что меры, введенные Фейрой, – очищающие травы и свечи с ладаном – аккуратно соблюдаются, велел кухарке продолжать в том же духе и ушел. Ему было совсем не сложно заехать на Джудекку по дороге домой. Он двинулся к аллее Дзаттере в поисках трагетто – гондолы, не переставая думать о Фейре.

Направляясь в лодке на Джудекку, он вспоминал, как она шла через зелёную лужайку к Тезону. Она всегда смотрела прямо перед собой, никогда не сбиваясь с курса, словно нос корабля, чем вновь напомнила ему Марию-ди-Леньо. Он представил себе её кожу цвета корицы, янтарные глаза, не веря, что сегодня ночью она уже будет жить в его доме.

С тех пор как она раскрыла ему значение своего имени, его завораживали её губы – эти странные перевернутые губы – верхняя немного больше нижней. Он представил, как касается её кожи – мягкой, нежной, как чувствует её поцелуй на своих губах.

Глухой удар лодки о пристань прервал его прекрасные видения. Аннибал бросил цехин гребцу, спрыгнул на берег – легко и радостно, и впервые увидел церковь.

Он с детства помнил ландшафт Джудекки и привык к зубчатым развалинам монастыря Святого Себастьяна, поэтому церковь Палладио поразила его. Место было выбрано блестяще! Церковь уже стала самым высоким строением на острове, хотя представляла собой пока только прямоугольную каменную призму без шпиля и кампанилы. Из-за этого Аннибалу показалось, что она похожа на восточный храм; это впечатление усиливал и широкий постамент у входа. Фасад вполне мог принадлежать иерусалимскому храму, афинскому Парфенону или – сердце его радостно затрепетало – константинопольской мечети. Аннибал сосчитал пятнадцать ступеней, ведущих к двери, и вбежал по ним наверх.

Внутри было месиво из земли и камня. Удушливая белая пыль и оглушительная какофония молотков и зубил камнерезов, крики людей, поднимавших каменные блоки с помощью сложной системы лебедок и ремней.

Крестообразная дорожка была размечена колышками и разноцветными канатами, а в середине всего этого, где должен был висеть Христос, стоял Палладио со своей вечной тенью – растрепанным чертежником. Аннибал широко улыбнулся им обоим, забыв про свою маску. Когда они заметили его, Палладио стукнул себя по лбу.

– Ах, простите меня, доктор. Я забыл, что сегодня пятница. Мы как раз спорим, что делать с этим колодцем.

Аннибал устремил свой клюв на полуразрушенный колодец. Он казался совсем древним. – Что тут спорить? Засыпайте его, конечно.

– Именно это я и собирался сделать, – сказал архитектор, все ещё в нерешительности потирая бороду. – Но он до сих пор многое значит для верующих, мои каменщики каждый день отваживают паломников, которые приходят сюда в надежде на исцеление от чумы. Я думал сделать его частью интерьера, но Сабато говорит, что колодец окажется прямо под центральной частью свода. Ничто не должно отвлекать от его великолепия, так что, боюсь, от колодца придется избавиться.

Палладио взглянул вниз, куда смотрел Аннибал, и усмехнулся.

– Вы мой врач. Может, мне выпить этой воды? Воспользоваться панацеей, пока колодец не закопали навсегда?

Аннибал рассмеялся.

– Пожалуйста, дорогой друг, это не навредит вам, но и не исцелит. Когда приступите к своду?

– Сегодня.

Аннибал взглянул на небо – светло-голубое, испещренное крохотными белыми облаками. Как можно охватить это небо и заключить его под куполом? Но сегодня Аннибал верил, что возможно всё. Палладио справится.