Он взглянул на старика – вероятно, повлиял свежий воздух, но архитектор ещё никогда не выглядел так хорошо – цвет лица у него был ровным, дыхание размеренным, глаза блестели. Врач хотел спросить его о самочувствии, но произнёс нечто совершенное другое.

– Что означает ваше имя?

– Простите? – старик растерялся от неожиданности.

– Ваше имя. Палладио. Что оно означает?

– Его дал мне мой первый учитель, Джан Джорджо Триссино, – сказал Палладио. – Оно напоминает о мудрости Афины Паллады.

Аннибал улыбнулся. Сегодня всё забавляло его.

– Я ожидал нечто в этом духе. А ваше настоящее имя?

– Андреа ди Пьетро дела Гондола. Но людям легче запомнить Палладио. А я хочу, чтобы меня запомнили; особенно за эту церковь, – взволнованно произнёс он.

– Вас запомнят, – уверил его Аннибал. – Вы обязательно завершите свой шедевр. Вы достаточно мудры, чтобы следить за своим здоровьем. – Аннибал был доброжелательно настроен к Палладио, да и ко всему миру. Он даже вежливо ответил, когда лохматый чертёжник спросил про Фейру. Он был рад услышать её имя, рад говорить о ней.

– У неё все хорошо, – сказал врач, – она передает наилучшие пожелания вам обоим.

Ему хотелось поговорить о ней, повторяя снова и снова её имя; рассказать обо всем, что она поведала ему. Он извинился, торопясь уйти, чтобы не выдать себя, и помчался к трагетто так, словно дьявол гнался за ним.

Плывя через лагуну, Аннибал с радостью разглядывал длинные тени в вечерних сумерках, которые с каждой минутой приближали его к ночи – и к Фейре. Он не стал дожидаться, пока лодочник привяжет гондолу, спрыгнул на пристань, заплатил ему больше, чем следовало, и прошел мимо сторожки, поприветствовав не только Бокку, но и карлика. Он невольно вздрогнул, когда проходил мимо больницы, зная, что она там, занята своими делами. Так близко.

Аннибал не зашел в Тезон, а направился сразу домой. Ему не хотелось видеть её с пациентами до наступления ночи, быть рядом и не дотрагиваться до неё. Он поставил небольшую кровать в углу, возле огня, чтобы тлеющие угольки согревали её ночью, затем достал лучшее покрывало и лучший тюфяк, набитый соломой, чтобы побаловать её. Он провел рукой по гладкой простыне, на которой сегодня ночью они будут лежать вдвоем.

Неожиданно ему вспомнились слова Бадессы Мираколи. Когда он между делом сообщил ей, что хижина возле церкви скоро освободится для растущей семьи Трианни, она заговорила с ним сурово.

– Оставьте в покое бедную девочку, – сказала она. – Она сирота, без мужа, далеко от дома. Вы неженаты. И это не говоря о различиях вашей веры. Её ждет вечное проклятие, но вас ещё можно спасти. Вы не можете жениться на ней; а если вы собираетесь делить с ней кров, то подвергнете опасности свою бессмертную душу. Оставьте её.

– Подобные отношения исключены, – соврал он. – Она расположится внизу, около камина. Неужели мне нельзя завести служанку?

– Но она вам не служанка, – строго напомнила ему Бадесса.

Аннибал потерял голову и стал кричать.

– Да. Она не служанка. – Его голос зазвенел внутри маски. Слишком громко. – Она мой товарищ. Она врач.

Он произнёс это впервые, удивив самого себя.