Но перед решительной и последней битвой необходимо убедиться, что за спиной не осталось хитрых нацистов. Обидно будет, если после победы над настоящим чудовищем, меня пристрелит в спину какой-нибудь солдатик да еще из пистолетика.

И тут я поймал себя на том, что окончательно перестал непрерывно бояться. Словно устал от ужаса.

Более того – разозлился. Что не предпринимай, а исход любых действий в этой игре предрешен.

Но я не сдамся! Нет, я буду драться до последнего вздоха! В конце концов, компьютер может просто зависнуть, в том числе – и от моей ярости. А если я не выберусь из ада сам, так хотя создам неприятности электронным алгоритмам!

Меня начало физически потряхивать от ненависти. Я внезапно ощутил пульсацию бушующей во мне крови. Кажется, сейчас порву всех этих фашистских недоносков голыми руками!

Ну, держитесь! Я – Зверев! Смерть вам, боты позорные!

Вооружившись гранатой, но благоразумно оставив автомат болтаться на шее, я метнулся назад, теперь уже к восточной башне. В нее вело два входа: один центральный, другой – с приступка, с приподнятой на пару метров цементной лестницы, какие бывают перед современными девятиэтажными «свечками».

Я взбежал по лестнице, распахнул дверь, ворвался внутрь:

– Что: вы не ждали, а мы приперлися? Подъем, уроды!

Вспыхнул свет. Я не видел, кто щелкнул выключателем. Просто стало светло. В реальности так не бывает.

На кроватях сели заспанные немцы. Глаза их были мутными. Они ничего не понимали. Немцы оказались в белых майках, на которых стояли синие несмывающиеся печати их орла со свастикой. Для меня это было неожиданно. Без мундиров я врагов до сих пор не видел.

Одежда, аккуратно сложенная, лежала у каждого на тумбочке.

Немцев было около дюжины. Автоматы их стояли на стойке возле входа.

– Все! – сказал я, – Гитлер капут! – и швырнул гранату.

Немцы вскочили на ноги, а я пулей вылетел за дверь и тут же растянулся на цементе.

Бабахнуло так, словно в настоящем боевике. И даже пламя за дверь вырвалось, точно в фильме – черно-красным всепожирающим облаком.

Из казармы раздался душераздирающий крик. Видимо, не всех я положил одним махом.

Я вскочил на ноги, спрыгнул с приступка, метнулся к стене, вжался в холодные камни, чтобы «не отсвечивать», стиснул в руках автомат.

И в тот же миг на лестницу выскочил фриц, объятый пламенем. Он визжал, точно свинья, размахивал руками, но огонь с чавканьем пожирал его майку и принимался за белые длинные штанишки. Наверное, это и были знаменитые кальсоны, которые предки носили в старые времена.

Я выстрелил. Немец упал и затих.