— Бежать тебе надо, — больше он ничего не успел сказать, братец Гийо, наверное, имел глаза на затылке, он обернувшись, требовательно окликнул Франсуа.

Незаметным движением доброход выбросил из рукава нож и поспешил к своему господину. Место Франсуа тут же занял другой охранник, но Сергей извернувшись, успел спрятать ножик, накрыв его своим телом.

Хмурый громила, чья мать не иначе как, согрешила с орангутангом, с выбитыми верхними передними зубами, что-то заподозрил, или просто из профилактики, он сильно ударил Сергея по голове, надолго отправив пленника в бессознательное состояние. Сунув руку под Сергея, он нащупал нож. На его лице расцвела мерзкая беззубая улыбка, а злобный взгляд, брошенный им в спину Франсуа не предвещал последнему ничего хорошего.

Гийо ехал молча, искоса поглядывая на Франсуа. Он давно уже приметил, что парень относится к Ивэну с благожелательностью, которую, впрочем, латник старался не афишировать. Но у Гийо везде есть свои глаза и уши. Бастард для младшего из из братьев де Болá, как кость в горле. У отца — бастардов не считано, любил покойный батюшка потешить свою плоть. Но бастард бастарду рознь. Этого же, покойный Оже де Болá, выделял среди прочих и держал на особом счету. И домик мать бастарда имела приличный, и служанка-то у нее была, и нужды она ни в чем не знала, и со временем, она не утратила своей привлекательности, оставаясь для отца по-прежнему желанной.

Как только малец подрос, отец забрал пацана в свой замок, где он постоянно мозолил глаза старшим братьям. Гийо сразу люто возненавидел Ивэна. Арман же, будучи старшим, относился к незаконному отпрыску родителя спокойно, даже принимал посильное участие в его обучении владению оружием, и подарил мальчишке свой детский комплект доспеха. Законным наследникам отца опасаться бастарда не приходилось, бастард не мог претендовать на наследство в виде недвижимости. Но Арман не часто навещал старого отца. Служба оруженосцем в отряде Эмери де Монтескью, кузена братьев по матери, отнимала у старшего сына сеньора де Пренерон массу времени. В отсутствии Армана, Гийо добился от стареющего отца удаления из замка его бастарда. Уступая сыну, сир Оже поручил Ивэна заботам сразу двух опытных воинов — генуэзца Франческо и сарацина Сеида.

Выживший из ума рыцарь хотел даже узаконить бастарда. Он написал прошение графу д’Арманьяк с нижайшей просьбой официально признать бастарда. Но старый рыцарь опоздал, реальной властью в замке давно уже обладал его младший сын. Послание отца в тот же день попало в его руки, и после прочтения, полетело в огонь. Старик долго ждал ответа, но так и не дождался. Зато он переписал завещание, о чем Гийо вовремя узнал.

Пацан, тем временем, подрос, достигнув возраста, когда его определили на службу. Ивэн уехал вместе со старшим братом и три года не появлялся дома. Когда он вернулся, отец уже умер, а замок и земли перешли к старшему в роду, а Гийо получил в наследство помимо коня и меча, небольшой участок земли, доходы с которого едва позволяли вести самое скромное существование. Зато бастарду отец оставил крупную сумму, а его матери подтверждал аренду лучшего виноградника за символическую плату.

Затаив обиду Гийо предпочитал жить в замке брата, и с приездом бастарда, старая ненависть вспыхнула в его черной душе с новой силой. Он придумал дьявольски хитрый план, как избавиться от ненавистного ему Ивэна. И вот, теперь, он доведет его до конца, повесив бастарда за преступление, которое тот не совершал.

Сергей не долго валялся в отключке, придя в себя, он решил по актерствовать, изображая живой труп. Сегодня он огреб столько ударов, что рисковать получить еще один, было бы верхом глупости. Осторожно приоткрыв единственный целый глаз, Сергей попытался определить, который теперь час. Понятно, что день, а не утро и не вечер. Память услужливо подсказала, что повозка скоро прибудет на место.

В голове Сергея происходил настоящий кошмар — воспоминания его собственные и абсолютно чуждые ему, перемешались, мешая думать. Самая большая путаница вышла из-за языков. Парень оказался полиглотом, говорил сразу на четырех языках, среди которых, удивительным образом, затесался древнерусский. Фантастика, да и только!

На современный русский язык — древнерусский совершенно не походил, но был вполне узнаваем. Эта путаница с памятью и языками очень мешала сосредоточится, а значит, Сергей не мог адекватно воспринимать окружающую действительность и осознавать всю опасность своего нынешнего положения. Он так и не смог выудить из памяти Ивэна причину столь грубого с ним обхождения брата. Да, брат его недолюбливал и не скрывал этого, но это не повод повесить его без суда.

Вот, наконец, и замок, повозка свернула на дорогу ведущую на вершину холма. В сам замок, любящий братец не стал заезжать, сразу у виселицы приказал остановиться. Гонец успел предупредить окрестных крестьян, а те охочие до развлечений собрались быстро, побросав работу.

Серегу вытащили из повозки, рывком поставив на ноги. Сил стоять не было, он стал заваливаться на бок, но был удержан крепкими руками стражей. Веревка для него оказалась приготовленной заранее. У Сергея сложилось впечатление, что братец слишком уж спешил покончить с ним, даже не позвав священника!

И вообще, такое чувство, что все это — ничто иное как спектакль. Не верилось, что вот так, совсем буднично, его жизнь оборвется на театральных подмостках. Крестьяне совсем уж обыденно, даже с малой толикой любопытства разглядывали Сергея стоявшего с веревкой на шее.

За его спиной раздался шум борьбы, быстро закончившийся. Рядом с Сергеем появился Франсуа и ему также накинули петлю на шею. Так вот для кого приготовлена вторая веревка! Жаль парня, жаль.

Косолапый коротышка, забравшись на помост виселицы, начал зачитывать приговор.

— Ивэн, бастард де Бола, украл драгоценности своего господина, — громко выкрикнул он.

— Вот оно что… — Сергей криво усмехнулся распухшими губами и неожиданно для себя плюнул в глашатая. Тот не заметил выходку осужденного, увлекшись описанием самого преступления.

Сергей даже заслушался. Главное действующее лицо в сем фарсе — его мать, которую обвинили в колдовстве. Свидетели, два деревенских придурка, своими глазами видели, как его мать колдовала, превратив сына в ворону. Обернувшись птицей, Ивэн проник в замковую башню и выкрал драгоценности. Чушь, какая! Сергею не верилось, что этот бред можно воспринимать серьезно. Однако, настроение крестьян, враз переменилось. Вместо праздного любопытства на их лицах проступила гримаса ненависти. Кто-то кричал, что у него погибла овца и теперь он точно знает, чьих рук это дело. Какая-то сумасшедшая баба громко вопила, что весенние заморозки в этом году неспроста случились и виновата в них известно кто.

Только теперь Сергей заметил, что слева от помоста, на приличном удалении, в землю врыт столб, обложенный хворостом. А к столбу привязана его мать, вернее мать Ивэна. Они, что, с ума посходили? Ее собираются сжечь, как колдунью? Не может такого быть! Сергей со школьной скамьи помнил, что обвинение в колдовстве — очень серьезно, и такие дела разбирал церковный суд. Инквизиция. А тут самый натуральный самосуд!