— Да нет, — сарацин помедлил немного и признался. — Попался нам на лесной дороге торговец один…

— Сеид, — Франческо укоризненно покачал головой. — Опять за старое взялся?

— Есть-то нам, что-то надо было? И серебро не помещает, — сарацин вытащил из-за пазухи туго набитый мешочек и потряс им.

— Ну-ну, — Франческо укоризненно покачал головой, не одобряя поступок друга и только. Переживать по поводу судьбы торговца, генуэзец даже не подумал.

— Как там молодой господин? — сарацин поспешил сменить щекотливую тему.

С возрастом, его дружок сильно изменился. За генуэзцем с молодости тянулись такие грехи, что оставшейся жизни не хватит вымолить у господа прощение. Но Франческо это не пугало, он старательно отмаливал старые грехи и старался не совершать новых, надеясь, что в судный день господь справедливо оценит его раскаяние.

— Поправился, благодаря господу — Франческо осенил себя крестом.

Сарацин поморщился, отворачиваясь, чтобы друг не увидел гримасы на его лице.

— А в замке как? — полюбопытствовал он, зная, что Франческо не смотря на его показушную набожность, по-тихому продолжал изредка грешить, согревая постель одной молодухи с замковой кухни.

— Как как…. Откуда мне знать? Я в лесу сижу безвылазно, — недовольно проворчал Франческо, но ответил. — На прошлой неделе старший брат приезжал. Что там было, то мне неведомо. Но ругались они знатно. Арман даже ночевать не остался, умчался как ужаленный.

— Может, утрясется все? — с надеждой спросил Сеид.

— Это вряд ли, — Франческо махнул рукой. — Гийо не даст господину жизни. Он уже прибрал к рукам дом, виноградник и на мельнице поселил своего человека.

— А мельник что? — забеспокоился татарин.

— Ушел мельник, — равнодушно ответил друг.

— Как ушел?! — татарин сорвался на крик.

— Ногами, — зло пошутил генуэзец, внимательно наблюдая за другом.

А ведь, верно. Генуэзец давно приметил странности друга. Сеид при каждом удобном случае, ездил на мельницу по делам, а то и вовсе выдумывал причины, что бы лишний раз съездить туда. Франческо только гадал к кому ездил дружок, к мельничихе, ядреной бабенке лет тридцати или ее дочке вошедшей в самый сок. Оба варианта вполне вероятны и татарин, вполне, мог охмурить обеих.

— Тут они, — сжалился над другом Франческо.

— Как тут? — опешил Сеид.

— Что я должен был их оставить пропадать? — укорил друга генуэзец.