Реакционные тенденции усилились в 1980 году, когда рухнула разрядка 1970-х годов в отношениях с Соединенными Штатами. В то время как политика выжидания, чтобы увидеть, что в 1980 году в Москве, возможно, казалось уместным (как и курс наименьшего сопротивления), что в результате американских выборов может произойти что-то новое, но исход выборов, казалось, требовал нового ответа. По воле судьбы повод для нового авторитетного подтверждения или изменения генеральной линии советской политики появился именно в этот момент.
Одним из результатов успешных усилий брежневских лет по замене неопределенности и произвольных решений, ставших характерными для стиля политики первого секретаря Никиты Сергеевича Хрущева, стала регулярность проведения съездов Коммунистической партии Советского Союза с интервалом в пять лет. Такая регулярность этого номинально основополагающего партийного конклава должна была обеспечить ощущение участия в нем широких слоев членов партии, привить ощущение устойчивого и контролируемого движения партии вперед, обеспечить предсказуемую и регулярную основу для своевременного пересмотра политической линии и состава партийного руководства. Таким образом, двадцать шестой съезд должен был состояться весной 1981 года, и для изменения этого графика потребовалось бы серьезное политическое решение. Лидеры выбрали это время не потому, что были готовы к новым отклонениям в политике.
Двадцать шестой съезд партии открылся 23 февраля и завершился 3 марта. Доклад Центрального Комитета съезду о внутренней и внешней политике, представленный Генеральным секретарем Брежневым в первый день, стал центральным и авторитетным заявлением о политике. По замыслу Брежнева, съезд должен был стать триумфальной кульминацией его пребывания на этом посту и центральной внешнеполитической линии, которую он провозгласил: разрядка с Западом, основанная на признанном паритете в статусе сверхдержавы с США.
cy
cy
Даже на предыдущем съезде в начале 1976 года Брежнев и другие высказывали сомнения по поводу разрядки - в частности, в отношениях с Соединенными Штатами. Теперь, когда разрядка 1970-х годов потерпела крах, задача Брежнева заключалась в спасении и неуверенной уверенности в будущем. Советские лидеры действительно столкнулись с серьезной политической дилеммой, которая лишь частично отразилась в их дилемме по поводу публичного формулирования политики. Предпосылки, лежащие в основе советской политики разрядки и мирного сосуществования с Западом при проведении конкурентной политики в третьем мире, нуждались в пересмотре. Хотя Брежнев и его коллеги, имея якобы "научную" основу для политики, никогда не могли публично признать ошибку и, без сомнения, затруднялись сделать это даже между собой, ход событий оказался не таким, как они предполагали. Более того, не только предпосылки их политической линии последних десяти лет по разрядке теперь были открыты для сомнений, но и они столкнулись с трудными практическими вопросами о том, как справиться с текущей ситуацией и будущим.
Изменение позиции и политики лидеров Соединенных Штатов было лишь одним из непредвиденных событий периода с начала 1970-х годов, но оно было одним из главных и, более того, именно оно позволило, даже пригласило советских лидеров возложить вину на американских лидеров. Поскольку дальнейшие события и разворачивание американской политики в начале 1980-х годов подтвердили отказ США от политики разрядки, советские лидеры неохотно согласились с необходимостью пересмотреть свои ожидания на будущее (и задним числом свои собственные оценки в прошлом). Однако в первые месяцы 1981 года они еще не пришли к выводу, что разрядка с Соединенными Штатами действительно мертва. Несмотря на некоторые шокирующие заявления президента Рональда Рейгана и членов его администрации, советские лидеры продолжали искать признаки того, что новая администрация будет искать modus vivendi. Некоторые академики и журналисты в частном порядке выражали надежду, даже ожидание, что Рейган окажется "еще одним Никсоном", консервативным республиканским политиком "жесткой линии", но тем, кто будет определять американскую политику в прагматических терминах, независимо от риторического антикоммунизма. Они ожидали жестких условий на переговорах по ограничению стратегических вооружений (SALT) и, возможно, более жестких позиций и жесткого торга по некоторым другим вопросам. Тем не менее, как выразился один советский чиновник, "Рейган может быть более консервативным и жестким, но [в отличие от Картера] мы, по крайней мере, будем знать, на какой позиции мы с ним стоим". Ожидалась последовательность и прагматизм, в отличие от идеологического морализаторства Картера и сдвигов в сторону политики разрядки и сдерживания. Действительно, в советских комментариях, написанных после выборов, победу Рейгана даже интерпретировали как отречение избирателей от антисоветской, милитаристской и антиразрядной политики Картера.
Сразу после американских выборов новый премьер-министр и член Политбюро Николай Александрович Тихонов, выступая с ежегодной речью по случаю годовщины большевистской революции, выразил "надежду, что новая администрация в Белом доме продемонстрирует конструктивный подход к отношениям между нашими двумя странами". Брежнев, несколько дней спустя, заявил, что "любые конструктивные шаги администрации Соединенных Штатов в сфере советско-американских отношений и актуальных мировых проблем встретит положительный ответ с нашей стороны".
На момент проведения двадцать шестого съезда партии администрация Рейгана находилась у власти всего месяц. Брежнев в первую очередь отметил ухудшение отношений при администрации Картера. "К сожалению, предыдущая администрация в Вашингтоне делала ставку не на развитие отношений и взаимопонимания. Пытаясь оказать на нас давление, они стремились разрушить все то позитивное, что без особых усилий было создано в советско-американских отношениях за предыдущие годы. В результате наши двусторонние отношения в целом ряде аспектов были отброшены назад". В качестве примера он привел "замораживание вступления в силу Договора SALT II" и разрыв американцами ряда других переговоров по контролю над вооружениями, таких как ограничение поставок обычных вооружений в третьи страны. Советские лидеры, по сообщениям, также планировали повторить заявление Брежнева от 28 января, предлагая позитивный ответ на указание конструктивных шагов со стороны Соединенных Штатов.i Вместо этого, в ответ на такие заявления, как комментарий Рейгана на пресс-конференции о якобы готовности советских лидеров лгать и обманывать, и обвинения в советской поддержке международного терроризма со стороны государственного секретаря Александра М. Хейга-младшего, В докладе Брежнева конгрессу говорилось: "К сожалению, после смены руководства в Белом доме из Вашингтона продолжают раздаваться откровенно воинственные заявления и возгласы, как представляется, сознательно рассчитанные на то, чтобы отравить атмосферу отношений между нашими странами. Тем не менее, мы хотели бы надеяться, что те, кто сегодня определяет американскую политику, в конечном итоге смогут более реалистично смотреть на вещи". Между уверенной надеждой, выраженной в заявлении руководства от 7 ноября, и почти отчаянной надеждой вопреки всем имеющимся доказательствам в заявлении от 23 февраля была большая разница.
Несмотря на такую раннюю реакцию на первые заявления администрации Рейгана, советские лидеры признавали, как выразился Брежнев на съезде, что "международная ситуация в значительной степени зависит от политики Советского Союза и Соединенных Штатов", и (как он не нуждался или не хотел ясно выражаться), что советская политика в отношении Соединенных Штатов не могла не испытывать существенного влияния политики США в отношении Советского Союза. Поэтому он продолжил: "Состояние отношений между нами в настоящее время и острый характер международных проблем, требующих решения, по нашему мнению, диктуют необходимость диалога на всех уровнях, и более того - активного диалога. Мы готовы к диалогу. Опыт показывает, что решающим звеном являются встречи на высшем уровне. Это было верно вчера и остается верным сегодня. СССР хочет нормальных отношений с Соединенными Штатами". Этот призыв к встрече на высшем уровне стал первой инициативой советских лидеров по улучшению отношений. Прежде чем продолжить обзор развития советского мышления и
политики в отношении США в 1981 году, необходимо рассмотреть более общие изменения во внешней политике, отраженные на Двадцать шестом съезде партии. Полезно сравнить изменения в общем подходе, принятом на трех предыдущих партийных съездах: в 1971 году накануне разрядки, в 1976 году в период, ознаменовавший начало трудностей в разрядке, и в 1981 году после ее краха.
Сама структура обсуждения вопросов внешней политики в трех докладах поучительна. В 1976 и 1981 годах раздел, которого не было в 1971 году, был посвящен отношениям с капиталистическими странами. В 1981 году он был понижен с третьего на четвертое место по приоритетности по сравнению с 1976 годом и незначительно сокращен в других отношениях (в перечне 1976 года говорилось о "развитии отношений", а в 1981 году использовался более статичный термин "отношения"). В 1976 году "развитию внешнеэкономических связей" был посвящен отдельный раздел в обсуждении советских экономических вопросов, а в 1981 году он был исключен, и лишь в разделе об отношениях с капиталистическими государствами была кратко рассмотрена эта тема. В то же время, если относительная значимость развития связей с капиталистическими странами и особое внимание к экономическим связям были сокращены с 1976 по 1981 год, то необходимость разрядки и контроля над вооружениями была подчеркнута в 1981 году. Однако самым значительным сравнением остается резкое изменение с 1971 года по оба последующих конгресса. В 1971 году доклад содержал раздел "Империализм - враг народов и социального прогресса". В нем также говорилось об "отражении империалистической политики агрессии".
Произошли изменения и по другим аспектам советской внешней политики. Отношениям с другими социалистическими (коммунистическими) союзниками Советского Союза при перечислении всегда придавался наивысший приоритет. Упоминания об освободительной борьбе (в 1971 году) и мировом коммунистическом движении (в частности, только в 1981 году), а также об освободительных движениях и мировом революционном процессе (последнее - только в 1976 году) отражают меняющуюся мировую сцену и меняющиеся советские интересы. Аналогичным образом, в 1971 году не было раздела об освобожденных странах третьего мира, который был добавлен и получил высокий относительный статус как в отчете ЦК за 1981 год отмечалось, что "в международной сфере рассматриваемый период [с 1976 года] был сложным, бурным временем". Этот период характеризовался "напряженной борьбой двух тенденций в мировой политике", одна из которых была направлена на мир, разрядку, ограничение вооружений и свободу народов, а другая "подрывала разрядку, усиливала гонку вооружений, политику угроз и вмешательства в чужие дела". Подтверждая советскую поддержку разрядки, мира и ограничения вооружений, Соединенные Штаты, как считалось, следовали курсу "подрыва разрядки" и гонки вооружений. Геополитическое соперничество между двумя державами в третьем мире изображалось в идеологических терминах поддержки или противостояния национальному освобождению и прогрессу.
Таким образом, международная политика Коммунистической партии Советского Союза была подтверждена как "борьба за укрепление мира и углубление межнациональной разрядки", но в условиях, когда это уже не представляло собой политику сотрудничества с Соединенными Штатами, а являлось соперничеством и возможной конфронтацией - в связи с тем, что "в последнее время те [в США], кто выступает против разрядки, ограничения вооружений и улучшения отношений с Советским Союзом и другими странами социализма, заметно активизировали свою деятельность". Действительно, эта деятельность включала не только беспрецедентное наращивание военного потенциала, но и "военные доктрины, опасные для дела мира", включая доктрину ограниченной ядерной войны. Ядерный паритет, "военно-стратегический баланс", как утверждалось, преобладает между Советским Союзом и Соединенными Штатами, а также между Варшавским договором и НАТО, что "объективно служит поддержанию мира во всем мире". Брежнев вновь заявил, что Советский Союз "не стремился и не стремится к военному превосходству. Но мы не допустим и установления такого превосходства над нами. Такие попытки, как и попытки разговаривать с нами с позиции силы, абсолютно бесполезны". (В этот момент стенографическая запись отметила "продолжительные аплодисменты"). Брежнев вновь заявил, что "пытаться победить друг друга в гонке вооружений и рассчитывать на победу в ядерной войне - опасное безумие".
Хотя съезд партии четко обозначил советскую позицию, не было сформулировано четкой политики в отношении вызова со стороны американской администрации, которая больше не поддерживала разрядку. Главная причина заключалась в том, что политика администрации Рейгана еще не была ясна. Был ли ее отказ от разрядки риторическим? Каковы были цели новой администрации в отношении Советского Союза? То, что элемент конкуренции будет высоким, было ясно, но было неясно, стремится ли новая администрация в Вашингтоне к сдерживанию, конфронтации или даже к "жесткой разрядке" без этого названия. Соответственно, советские лидеры с беспокойством приступили к зондированию, чтобы определить ответ.
В крайнем случае, очевидно, были те, по крайней мере, в советском разведывательном истеблишменте, кто придерживался мрачной точки зрения на американские намерения, не исключая раннего американского военного нападения на одного из союзников Советского Союза (в частности, на Кубу) или даже на сам Советский Союз. Основания для советской обеспокоенности, пусть и преувеличенной, по поводу возможного американского нападения на Кубу очевидны. Как мы видели, у советского беспокойства по поводу тайных политических действий США в Восточной Европе были реальные основания, но не для опасений по поводу военных действий. Прежде всего, идея о том, что новая американская администрация может действительно напасть на Советский Союз, кажется слишком далекой от реальности, чтобы ей можно было доверять. Тем не менее, старший офицер КГБ, работавший в то время в Великобритании (который дезертировал и был вывезен из Москвы в Англию в середине 1985 года), Олег Гордиевский, заявил, что в мае 1981 года лондонский отдел КГБ, а также, предположительно, отделы в Вашингтоне, Нью-Йорке и западных европейских столицах объявили чрезвычайную тревогу в связи с любыми признаками неизбежного американского нападения. Гордиевский предоставил важную, точную информацию по ряду других вопросов и продемонстрировал высокую надежность, поэтому его отчет нельзя просто отбросить. Гордиевский, который к моменту своей дезертирства в середине 1985 года был назначен начальником лондонского отделения КГБ, заявил, что эта специальная тревога продолжалась до конца 1984 года. Разведывательная тревога - это не то же самое, что военная тревога, и Советский Союз ни разу не приводил в боевую готовность свои вооруженные силы. Тем не менее, такое оповещение о возможных признаках подготовки к военным действиям является крайне редким и поэтому значимым. Причина объявления тревоги КГБ и ГРУ (военной разведкой) - по решению Политбюро - не была известна Гордиевскому, а офицеры КГБ на местах считали ее крайней и ненужной. Тем не менее, хотя она и не была озвучена, она подразумевала серьезную тревогу в некоторых кругах в Москве по поводу возможных чрезвычайных действий Америки.