На шум выглянул из своей комнаты дядя Паша:

– Наташенька, я с ума схожу! Там Маруська всего наготовила, пошли завтракать.

– Дядя Паша, разогревай все, а я сначала помоюсь. Я вся тюрьмой пропахла.

– Тюрьмой?

– Да, представляешь, прямо у больницы меня менты ограбили. Кольцо сняли с шеи, вот, видишь, цепочкой оцарапали? – я неожиданно для себя заплакала, уткнувшись ему в грудь.

– В нашем отделении?

– Не-ет, – прорыдала я.

– Вот, даже в больницу украшения одеваешь, а потом плачешь! – с прежним напором включилась Александра.

– Отстань, а, – как ни странно, ее нападки меня успокоили. – Ты человек посторонний, не тебе меня учить. Давно тебе сказать хотела, да всё воспитание не позволяло. Я принимаю тебя как родственницу, но отнюдь не близкую. Из всех Боевых ты мне меньше всех знакома и дорога…

– Наталья, что ты себе позволяешь? – прогремел Алексей Иванович.

– А что это она себе позволяет со своими претензиями на материнство? – ответила я ему уже совсем спокойно. – Тетя она мне, посмотрите в документы. У меня есть еще тети, но они меня растили. Спросите их, они вам перечислят, какими болезнями я в детстве болела, какие травмы получала, на что у меня аллергия, чем увлекалась. Я знаю, что они будут любящими бабушками для моей дочери. Вот дядя Паша, он ей дедушкой будет. Будешь, дядя Паша?

– Наташка, ты серьезно? А кто отец?

– Да какая разница?

– Действительно… иди, Наташа, под душем успокоишься, потом завтракать будем. Счастье-то какое… а Михална знает?

– Нет еще.

– Ты скажи, она сразу на ноги встанет. А после обеда мы с тобой в наше отделение сходим и заявление подадим о кольце.

Даже в ванной я учуяла запах разогреваемой пищи и поспешила на кухню. Хлебала фирменный Марусин суп уже с закрытыми глазами. Одновременно хотелось есть, спать и плакать.

– Дядя Паша, я спать. А к полночи тогда в больницу. Если не проснусь, будите!

– Без тебя обойдутся!

– Нет, мне непременно ночью надо с ней посидеть. Тогда с завтрашнего дня можно дежурства отменить.