– Ну ладно, не спи, только не двигайся. Мало ли, вдруг швы разойдутся.

Открылась дверь, заглянула медсестра:

– Обе проснулись? Пять часов утра, спите!

– Нет уж, – сказала я. – Мне непременно прогуляться нужно.

Оказалось, это была не та ночь. Это была уже следующая ночь. Я проспала больше полутора суток!

Вернувшись домой на рассвете, я, к удивлению, не обнаружила дома Любови Михайловны. Дядя Паша сказал, что она пошла… в церковь!

– Это надо обдумать… чудно… но мозги не работают, есть хочу!

– Колбасу будешь? А еще Маруська мне щей наварила.

– Ставь щи! И колбасу тащи.

Отвалившись от тарелки, я сказала:

– Самое главное для меня все-таки не ее внезапно проявившаяся религиозность, а твое семейное положение. Дядя Паша, мы с тобой 16 лет соседи. Но Марусю я люблю не меньше. У вас что, по второму кругу семейная жизнь начинается? Ты понимаешь, чем это ей грозит?

– Понимаю, Наташенька. Бабка твоя меня всё на непостоянство ругала. Я не знаю, что у нас. Когда она ушла, я рад был, а теперь я без нее скучаю. У нас нет ничего, ты не думай. У нее же есть кто-то?

Глядел он тревожно. Ага, а вот не скажу!

– Если вы никто друг другу, значит, ни к чему нам это обсуждать. Если что-то есть, наверное, это стабильнее, чем с тобой.

У дяди Паши губы дрогнули обиженно:

– Спасибо, Наташенька. Я думал, мы с тобой не чужие…

– Дядя Паша, – я обняла его. – У тебя душевные терзания, а у нее ни кола, ни двора. Знаешь, где она живет? На дачном участке в гараже. Мужик, у которого она в доме убирается, пустил. И это большая удача! Сойдетесь вы еще на полгода, а потом ей куда?

– Старый я уже, Наташенька. Ты знаешь, что я пенсию оформляю?

– Господи, это же десятого. И ты молчишь? А как же юбилейное застолье?

За разговором мы не услышали, как зашли Любовь Михайловна с Марусей.