Оказалось, что Малкиня не только знахарством промышлял. Ибо когда Свенельд прошел по берегу к дальней роще на холме, то увидел старого знакомого у небольшого речного причала. Тот возился у перевернутой лодки, разогревал на костре котелок со смолой, чтобы подправить рассохшиеся за зиму борта, подкладывал дрова, помешивал. Сам был одет, как простолюдин: в длинной сермяжной рубахе и лаптях. Но рубаха была чистая, красиво украшенная вышивкой на предплечьях, гладкие длинные волосы аккуратно обхвачены ремешком, дабы не мешали во время работы.

Он не сразу заметил приближение гостя, потом резко обернулся, заслоняясь рукой от солнца. Солнце сейчас было везде: разливалось сиянием в воздухе, отливало на полоскавшихся на ветерке ветвях речной вербы, уже покрытых первым пушком зелени, ярко блистало на воде, отражаясь на песчаном светлом склоне, по которому сходил к реке этот воин в кожаной куртке с богатым поясом и развеваемыми длинными волосами. В сиянии весны он показался Малку темным, неприветливым. Но в тот же миг он уловил мысль прибывшего: тот был рад встрече, подходил улыбаясь.

– Светлого дня тебе, Свенельд-посадник! – шагнул вперед Малкиня, вытирая о рубаху руку и приветливо протягивая для рукопожатия.

Да, он мог теперь так запросто здороваться с важным боярином. Пережитое сблизило их, сделав равными. Ну, почти равными. Поэтому Свенельд и пожал протянутую руку бывшего советника древлянского князя.

– И тебе здравия, Малкиня… знахарь Малк, так тебя тут называют? Отчего же в стороне от людей поселились?

– Знахари обычно так и селятся, чтобы сподручнее было выискивать травы и коренья. Да и Малфрида так захотела. Она у меня ведь непростая баба. Она… Ей лучше в стороне от людей держаться. Да и я сам в толчее теряюсь, голова устает от кружащих мыслей и голосов.

Он держался уверенно, улыбался и выглядел счастливым. Прищурился на Свенельда хитро, потом сказал:

– Ну идем, покажу ее. Однако учти: она хочет забыть прошлое, хочет стать такой, как все. И я в том намерен ей помочь.

– Я тоже этого некогда желал, Малк. Не вышло.

– Знать, не судьба, – усмехнулся спокойно тот, – не сложилось у вас.

– А у тебя с ней сладится?

Малк сделал знак следовать за собой. Когда поднимались на крутой берег к растущим над ним соснам, ответил:

– У всякого своя доля. Каков ты, такова и судьба твоя. У тебя же иной удел, тебя власть и перемены манят. А нам… Нам жить, детей растить.

В пронзенном потоками света сосновом лесу пахло нагретой хвоей и молодой зеленью разросшихся кустов дикой малины. Мощные стволы покачивали где-то в вышине пушистыми кронами, сухая тропинка скоро вывела их к добротному строению на полянке. Двор окружали обычные плетни, с горшками на кольях – красивыми горшками, расписными. Так же красиво были расписаны и наличники маленьких окошек, резные подпоры крыльца. Там, на деревянной ступеньке, Свенельд увидел свою дочь Малушу. Она была в безрукавке заячьего меха и светлой рубахе, темные волосы перевязаны вокруг лба узорной тесьмой.

Похоже, она узнала Свенельда, так как ее темные бровки на миг приподнялись удивленно, а в зеленых по-кошачьи глазах (ну совсем, как у Свенельда!) промелькнуло любопытство. А потом девочка так и поскакала к приближавшемуся Малку.

– Батюшка! Мама краски развела, а мне помалевать не дает!

Она подбежала, подпрыгивая, как котенок. Обхватила колени ведуна, смотрела на него снизу вверх.

– Скажи ей! У меня тоже получится!

Свенельд ее совсем не интересовал.

Но тут из избы вышла сама Малфрида. Свенельд так и замер, глядя на нее. До того же красивой показалась! А ведь не в парче и уборах сверкающих, как у него, хаживала. Стоит себе этакая краля в вышитой по подолу северянскими зигзагами темной поневе[112], на плечах тоже заячья безрукавка, беленую рубаху на груди украшают простые бусы из засушенных ягод рябины. А ведь все одно госпожой смотрится – статная, горделивая, голова независимо вскинута на высокой шее. Даром что и растрепана, коса хоть и уложена короной на затылке, но непокорные завитки выбиваются, ниспадают волнистыми прядями сзади на шею, обрамляют кудряшками лоб. А как улыбнулась гостю, так и повеяло ее дивным чародейским очарованием. Свенельд сам не заметил, как тоже заулыбался в ответ.