– Я его ночью в дом забрала, – начала оправдываться Вартуша. – Гроза была. Подумала – промокнет. Он и без этого переволновался: новый дом, вокруг много оборотней. А еще и гроза. Он ничего не испортил! Очень тихо сидел в прихожей. Я двери в комнаты и кухню закрыла.
– Вот и замечательно, – с кривой улыбкой проговорил Зорьян. – А мы еще одного привезли. Вероника, уезжая, взволновалась, что кролику будет скучно, велела нам второго купить. Давайте их познакомим. Надеюсь, они подружатся.
Кролики разбежались по разным углам загона – один завладел мокрым капустным листом, второй – огрызком морковки. Вартуша одернула футболку, почти обнажая плечо, сказала:
– Здорово Вероника придумала. Я потом их нормально покормлю. Пойду, оденусь. Извините. Я не знала, что вы уже и за кроликом успели съездить, думала – все еще спят, вынесу его быстренько, никто меня не увидит.
Мохито прилип взглядом к родинке на ключице, с трудом удерживаясь от трех движений: нагнуться, коснуться губами, пощекотать языком, убеждаясь, что это не прилипшая соринка. Вартуша. В его футболке. Это так… это…
– Извините.
Вартуша исчезла в квартире. Мохито еще некоторое время постоял и побрел к себе, наверх. Чайник он ставил под ругань Зорьяна, которую было прекрасно слышно из открытого окна.
– А потому что тебе лишь бы придумать что-нибудь. То творческий кризис, то травматический синдром. Что? Не спорил? Я тебе два раза сказал, что надо сначала с Ватрушкой поговорить! Что? Как это – опять все испортил? Почему я, а не ты?
Мохито сначала устыдился – ведь это он вмешался, пообещал, что съездит за кроликом – а потом с трудом удержался от смеха. Любому оборотню было ясно: Вероника никогда не признается в том, что что-то испортила. Интересно, влюбленный волк этого действительно не понимает или охотно подыгрывает?
– Чай, кофе? – спросил он у Зорьяна, ввалившегося в кухню.
– Если угостишь цукатами, то чай. Вероника, поганка, сбежала в самолет! Не успел я ей высказать.
Зорьян покопался в праздничных сахарных украшениях, выпросил пчелу со сломанным крылом – слишком много всего набрали, помялось в пакете – и захрустел, стараясь не ронять крошки.
– С меня винегрет. Никак не соберусь сделать. Ватрушка так вкусно кормит, что самому лень шевелиться. Ну и в столовке вполне съедобное дают. Но у Ватрушки лучше.
– Да, – согласился Мохито. – Она и готовит, и печет замечательно. Ватрушки – объеденье.
– Мохито, – Зорьян заметно напрягся, смотрел внимательно, как будто на допрос вызвал, – ты только не обижайся. Я просто хочу понять. Почему бы тебе за ней не поухаживать? Что-то мешает? Ты, вроде бы, нормально ладишь с Тишей. Он к тебе привязался, постоянно на руки лезет. Я на досуге подумал: да, есть разница между «с чужим поиграть» и «жениться и усыновить». Из-за этого?
– Нет, что ты! – удивился Мохито. – Тиша классный. Не в нем проблема. Я и своего ребенка хочу, конечно, но Тиша-то как этому помешает?
– А почему тогда?..
Мохито попытался объяснить:
– Вероника тебя не на безрыбье выбрала. Могла среди миллионеров поискать или какой-то творческий союз замутить. Она решила, что ты ей нужен, хотя могла бы вильнуть хвостом и сбежать. А Вартуша ничего толком не видела, ей выбирать не из кого. Сначала глухомань, потом рынок, с рынка – на хутор. И теперь я, единственный медведь на всю округу, Цветана в расчет не берем. Я начну ухаживать, она, может быть, и согласится. Из ложного чувства благодарности – я ее, вроде как, спас. Хотя просто выполнял приказ начальства. Постоянно на глазах, к Тише нормально отношусь, в квартире отираюсь, пропитываю запахом. Выбора нет, сравнивать не с кем. Подумает: зажмурюсь или попрошу со спины трахать, как-нибудь слюбится. Пару лет протянем, может быть, ребенка заведем. А потом она кого-то встретит, глаза откроются, и я услышу: «Пошел вон». Она соберется, заберет детей и уйдет. Мне ребенка никто не оставит, понимаешь? Дети всегда остаются с матерью, если она не конченая алкоголичка или наркоманка. Она уйдет, а мне тогда только в петлю. Лучше не начинать.
Зорьян отхлебнул чай, посмотрел на часы. Потрогал крошку от пчелы, проговорил: