– Это не зубы, это плуг. Это «Саранча» для подрыва «растяжек». Не только «растяжек». Террористы самые разные закладки делают.

Медвежонок все-таки вырвался из рук Ватрушки, плюхнулся на асфальт и снова начал царапать шлепанец Мохито.

– Отдайте ребенку тапок, пусть поиграет, – велела Вероника. – Не ходите босиком, сядьте и расскажите нам про взрывные устройства. Что значит – разные закладки? Научились глубоко запихивать, так что сразу не разглядишь?

Мохито расстался со шлепанцами, помялся, и уселся на лавочку между двумя дамами. Зорьян посмотрел на улыбающуюся Веронику и понял – додавит. Заставит говорить на знакомую тему, завалит дополнительными вопросами, похвалит и окончательно войдет в доверие. А Ватрушка, похоже, будет слушать о чем угодно – хоть о разминировании, хоть о щупальцах с зубами – лишь бы ей не напоминали о полях бирючины и складах с ядовитой медовухой.

«Зря я обозлился. Веронику учить – только портить».

Он отступил от окна, разделся и превратился. Волк придирчиво обнюхал обе комнаты и кухню – ему не нравился запах Мохито – и выбежал во двор. Не к фонтану, а к примеченной просевшей опоре забора. Зорьян расширил щель под другим столбом – плиту очень удачно перекосило – и совершил сразу два преступления. Нарушил целостность ограды – и неважно, что мнимую, ведь никто другой копать не додумался – и покинул расположение части, не взяв с собой средство связи и не поставив в известность дежурного. Волк съехал вниз по холму, пачкая шерсть травой, и отправился к жилищу Вероники. Зорьян не собирался его одергивать: пусть поищет следы своей приятельницы-висицы, оставит метки в назидание волкам Гвидона, проверит, есть ли на этом склоне холма кроты. А вдруг?

Запахи сплетались, дурманя голову. Вероника ходила по двору и на ногах, и на лапах. Возле угрожающе покосившегося сарая было хорошо натоптано: сначала развалюху исследовала висица, оставившая на досках пару клочков шерсти, а потом, сверху, прошлись подошвы – Вероника рылась в рухляди и что-то унесла в дом. Волк пометил сарай, бетонный забор части, к которому примыкал двор, врезанные в склон ступеньки с перилами, и тротуар – чтобы остеречь волков Гвидона и случайных прохожих. Управившись, он вернулся во двор, бесцеремонно нарушая границы частной собственности, и решил закусить шелковицей. Да, возле дома росла своя. Но у Вероники была слаще и вкуснее.

Холм и дом медленно укрывало одеяло сумерек. Пока еще тонкое, невесомое, дразнящее предвкушением звездной ночи и бесцельной пробежки под луной. Волк, чавкавший шелковицей, выбирал маршрут. Можно было побежать на территорию стрельбища, погонять полевых мышей. А можно было уйти к реке, поваляться на песке под плакучими ивами, выкопать пару вонючих ракушек, испачкать лапы в тине и вернуться домой, чтобы хорошенько отмыться под душем.

Висица прыгнула на него, пытаясь повалить на бок. Не преуспела, только пошатнула, и игриво укусила за ухо. Волк, ошеломленный тем, что к нему подкрались незаметно, отступил на пару шагов и замер. Висица понюхала шелковицу, брезгливо чихнула и чуть-чуть отбежала, предлагая волку следовать за ней. Они перемещались странными зигзагами, и это привело к печальному итогу – ступеньки спуска оказались неприспособленными для игрищ. Висица споткнулась, упала на волка, они кубарем скатились вниз, вылетели на дорогу и чудом избежали попадания под колеса автомобиля. Водитель притормозил, высунулся из окна и обозвал их безмозглыми шавками. Зорьян зарычал, а Вероника показала водителю язык.

Беготня по тротуарам вывела на набережную. Волк потянул висицу к разведанному пляжу возле лесопарка – пришлось свернуть в кусты и снова скатиться по склону. Лапы топтали хвощ и песок, от реки тянуло сыростью, а в ночном воздухе царствовали полчища комаров. Волк добежал до воды, взбаламутил прибрежную ряску и гордо посмотрел на висицу – вот, мол, смотри, как тут здорово! Это я тебя сюда привел, сама бы ты не догадалась.

Висица огляделась по сторонам – пляж был пуст, река серебрилась, баюкая отражения звезд и фонарей на другом берегу – повалилась на бок, перекатилась и села на песок уже в двуногом теле.

– Интересно, здесь можно купаться? – спросила голая Вероника. – Пахнет как-то странно. Я бы даже не постеснялась применить слово «воняет». Но я вообще не люблю природные водоемы. Ни соленые, ни пресные.

Превращаться, чтобы ответить, Зорьян не решился. Ему опять вспомнились рассказы столичных следователей, и он выругал себя за то, что затащил незамужнюю дочь миллионера в уединенное место. Вероника потянулась, демонстрируя отличную фигуру, и осторожно потрогала воду ногой.

Зорьян знал, как это тело ощущается под руками. Заманчиво. Вызывая желание удержать. Присвоить, владеть. Оберегать с полным правом.

Это была странная и опасная дорожка. Конечно, Зорьян встречался с дамами и девицами. Ему попадались и те, кто пахли и выглядели привлекательней, чем Вероника. И разум в яйца стекал, и пелена вожделения взгляд застилала – чуть ли не в такси на волчицу лез, так прижимало. А потом, через три-четыре дня, как бабка-ворожея пошептала – спасибо, прощай, мне пора на службу. С Вероникой было по-другому. Ее хотелось удержать до того, как они разделят постель, убедиться, что она никуда не денется – будет ходить на обеды в блинную и бегать на стрельбище ловить мышей. И только после этого, хорошенько присмотревшись и принюхавшись, тащить в койку.

– Тут пираний нет? Кусок задницы мне никто не откусит?

Волк сел на песок и потрясенно вытаращился на Веронику – «да тут пескари давно передохли, о каких пираньях ты говоришь»?

– Ладно… – Тяжкий вздох распугал комаров. – Рискну.

Каждый шаг баламутил плавно качающиеся отражения и мысли Зорьяна. Вероника брела по мелководью, искушала длинными ногами, округлыми ягодицами, аппетитно колыхающейся грудью, и волк пошел следом за ней – как будто ему аркан на шею накинули. Они заходили все глубже: Вероника охнула, когда прохладная вода лизнула лобок, волк фыркнул от волны, пощекотавшей ноздри. Течение потащило их вправо, к мосту. Вероника нырнула, развернулась, прилагая усилия, чтобы удержаться на месте. Зорьян превратился в воде. Вынырнул, отплевался, предложил:

– Давай доплывем до набережной? Оттуда переулками до части недалеко.