И моя история о том, как я оказалась в Нью-Йорке, была встречена в этот раз с интересом и восхищением. Ничто так не помогает оценить хорошего, поглощенного тобой парня, как свидание с недалеким, поглощенным собой типом.
– Ты много путешествуешь? – спросила я его после того, как мы исчерпали мою тему. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, он совершает такие экскурсии по несколько раз в год и теперь только делает вид, что восхищен моей непосредственностью и смелостью. И зачем я только призналась, что впервые летела на самолете.
Он ел хот-дог, и большая капля кетчупа упала ему на рубашку спереди. Ветер разметал соломенные волосы, и на мгновение они стали похожи на миниатюрное пшеничное поле прямо у него на макушке.
– Вообще-то это зависит от того, кого ты спросишь, – сказал он, пожимая плечами. – Спроси мою маму, бывал ли я где-нибудь, и она скажет: «Господи, да этот мальчишка такой непоседа!» Но на самом деле это всего лишь будет означать, что я часто хожу в походы со своими друзьями.
Я рассмеялась. В его шутливой реплике чувствовалась искренняя любовь к матери. Я подумала, что в таком же тоне он, наверно, разговаривает и с ней, и мне было приятно представлять его как человека, который говорит о своих родителях одинаково и перед ними, и у них за спиной.
– В любом случае, – продолжал он, – не так уж важно, как много ты путешествуешь. Какой смысл отправляться куда-то, если ты не можешь найти радость в том, чтобы для начала побыть на месте, верно?
Я кивнула, хотя и не была уверена, что мне так уж нравится топтаться на месте; просто мне всегда было некуда пойти.
(В последнее время я часто думаю о том разговоре. Мне восемьдесят семь лет, и я уже много лет живу без движения. У меня есть девушка – ты, – которая стирает и пылесосит.
Но всякий раз, когда я чувствую, что застряла на месте, мне вспоминаются слова мистера Валентайна насчет умения находить радость там, где ты есть. Для человека, который не сказал мне ни слова за почти пятьдесят лет, он все еще большой говорун.)
Я не думала, что мы направляемся к Бруклинскому мосту, пока он не замаячил перед нами. Я не рассказала моему новому другу о том, что случилось прошлой ночью; произошедшее уже начало казаться чем-то нереальным, как сон – сон ужасный, но тающий с течением дня. Теперь он не только ощущался как реальность, но, казалось, и вся сцена как будто воспроизводится заново. Как будто мы вот-вот достигнем моста, и там будет плачущая девушка, и мне представится второй шанс поступить правильно.
Если бы только.
Мы остановились, чтобы посмотреть на статую; она не сдвинулась ни на дюйм с тех пор, как я видела ее в последний раз. Я представила, как большая каменная слеза скатывается по ее лицу и с грохотом падает в воду, вызывая волны, бережно выносящие тело девушки на берег.
Глава 17
Ничего общего со своей новой соседкой у Валенсии не было. Грейс была похожа на передержанную фотографию. Яркая, не забывающая о своих недостатках, но и не страдающая из-за них. Всегда вдохновленная, всегда возбужденная.
И все же Валенсия не была уверена в том, что может существовать в такой непосредственной близости от кого-то вроде Грейс. Ее соседство немного пугало. Но и напоминало, что есть вещи ужасные, но одновременно и хорошие. И Грейс, конечно, не казалась плохой – просто экстремальной во всех отношениях.
В конце концов, ей потребовалось лишь несколько дней, чтобы завоевать Валенсию.
На второй день работы она заглянула в кабинку Валенсии и сказала:
– Эй, Валенсия, не могла бы ты напомнить мне, что означают эти сокращения, когда ты связываешься с клиентом, но не получаешь платеж?
И Валенсия, к которой за всю ее карьеру в «Уэст-Парке» никто ни разу не обращался за помощью, была счастлива почувствовать себя нужной.
– П – Д – К, – сказала она медленно, важно, – П – Н, ПЗ – З.