— Садись. Тебе что–нибудь нужно? Чашечку кофе?

Она падает в кресло, затылок откинут на спинку, ноги расставлены, уже как у себя дома.

— Какой ты милый, Жорж. Я взяла такси, моя тачка сломалась. Ты не поверишь, я смертельно устала. Вечные скандалы с матерью… Она тебе говорила?

— Да, да. Все устроено.

Эвелина медленно расстегивает старый пестрый плащ. На ней какой–то странный наряд, все полосатое: пуловер, юбка, шаль с позвякивающими стеклянными украшениями. Она похудела, кое–как причесана, небрежный макияж. И, как всегда, восхитительна.

Я наклонился над ней.

— Нет, не задавай мне никаких вопросов. Ты в курсе насчет Андре. Да, он ушел, ну и пусть. Ушел, ну и что! — В глазах блестят слезы, но она держится молодцом, говорит сама себе: — С самого начала я знала, что этим кончится, подведем черту. — Молчание, потом со смехом: — Я не понимаю, как ты можешь ладить с мамой. Она стала невыносимой, эта история с лыжами закрутила ей голову.

Я даже подскочил.

— Какая история с лыжами?

— Как, ты не в курсе? «Комбаз–торпедо»?

— Что это такое?

— Последнее изобретение ее инженера… Правда, это совершенно секретно. Наверное, мне надо было промолчать. Жорж, только не говори, что ты не в курсе.

Мадам Лопез входит и сообщает, что комната готова. Эвелина встает. Я удерживаю ее за руку.

— Да, я посвящен. Но ты, откуда ты знаешь?

— От папы. У него на фабрике еще остались друзья. И об этом шепчутся все в окружении Лангоня.

— Но название, «комбаз–торпедо»?

— Спроси у мамы. Я думала, она ничего от тебя не скрывает.

Почему я не почувствовал укола? Досада? Ревность? Она ищет здесь убежища, но показывает зубки.

— У Берты большие заботы, не надо добавлять ей новые.

Эвелина пожала плечами.