В десятом томе Полного собрания сочинений П. Буало и Т. Нарсежак обращаются в романе «Шусс» к необычной для детективного жанра тематике - горнолыжному спорту.
Как и многие другие мастера западной литературы, авторы не могли обойти вниманием традиционную тему добра и зла, воплощенную Р.Л. Стивенсоном в героях «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Таинственная двойственность человеческой природы приобретает неожиданное звучание в их романах «Мистер Хайд», «Контракт» и рассказах разных лет.
На, казалось бы, пресном материале отношений между двумя старухами в романе «В тесном кругу» авторам удалось выстроить психологически точный образ стареющей знаменитости, которой в конце жизни остаются лишь горькие воспоминания о прежних триумфах и желание во что бы то ни стало еще один раз, последний, доказать свою неповторимость.
Буало–Нарсежак
Полное собрание сочинений
Том 10. В тесном кругу
Шусс[1]
Глава 1
— Дорогой мой Жорж, — сказал мне Поль, — тебя мучает тоска, тревога, — что угодно, но ты не болен. Тебя это не устраивает? Предпочел бы депрессию или даже невроз? И речи быть не может! Тебе… в медицинской карте записано… стукнуло шестьдесят пять лет…
— И четыре месяца.
— Хорошо, и четыре месяца. Возраст подведения итогов. Подведем твои. У тебя солидное состояние.
— Я не так уж богат.
— С удовольствием с тобой поменяюсь. Доходные дома, вилла у моря, выгодное размещение капитала, и прежде всего гимнастический зал, где можно встретить самые красивые мускулы Гренобля, и заведение лечебной гимнастики и массажа, куда знаменитости приходят лечить самые сложные артрозы. Я не преувеличиваю? Подожди, я еще не кончил. Пусть твой первый брак был неудачным, так часто бывает, если женятся в двадцать два года, мой дорогой Жорж, но зато потом… Ладно, замнем. Я даже не произнесу имя Берты Комбаз, однако… Можно сказать только одно слово? Думаю, что ты бы не нуждался сейчас в невропатологе, если бы женился на ней, когда вы только сблизились. Вот твои итоги, итоги человека, которому все удалось. Посмотри на себя, старина, не хочешь? Такие, как ты, не любят себя и предпочитают травиться транквилизаторами и наркотиками.
— Нет, совсем не так. Я бы хотел… Ах, если бы я знал, чего хочу…
— Возьми сигарету, — продолжал Поль, — сегодня можно, и послушай меня. Я знаю лекарство. Не рекомендую кому попало, но, думаю, тебе поможет, ты не так уж сильно изменился после лицея. Помнишь, ты марал бумагу стихами, отрывками рассказов. Все говорили: «Бланкар создан, чтобы писать».
— Увы, ни для чего я не был создан.
— А теперь, старина, все изменится. Вот мое лекарство: начиная с сегодняшнего дня ты будешь вести дневник. Пожалуйста, не возражай. Ты пришел к психоаналитику, чтобы поведать ему всю подноготную, не так ли? Я прошу описывать все — конечно, не состояния души, плевать на них, — главное, поток жизни, подробности о людях, об окружающем мире, чтобы ты научился видеть, слышать, иногда забываться, если получится. Поверь мне, это лучше любых лекарств, и увидишь, если я правильно понимаю твое состояние, ты войдешь во вкус.
— Итак, я должен по–своему переписать «В поисках утраченного времени»?