— Ду-ду-ду–ду…

Младший лейтенант Беридзе наконец вспоминает о необходимости доложить:

— Трэти — раз, взвод под обстрелом, противник стреляет сверху тяжёлыми пулемётами, лоб не берёт, поломал гусеницы, достать не могу — пушки не поднимаются. Один танк потерял. Помощь надо.

Пока Клитин разворачивает машины второго взвода и ищет пути для выхода во фланг зенитной батарее, Козлоногов отводит свои самоходки дальше от гор, в воздухе шелестят снаряды его гаубиц. Стреляя прямой наводкой, на минимальной дистанции, самоходчики после третьего выстрела бьют на поражение. Выпускают двенадцать снарядов, замолкают, к СУшкам подтягиваются транспортёры.

— Ай, молодец, хорошо дал! Разбегаются! — Арчил совсем забыл правила радиообмена, но на это никто не обратил внимания.

Незамеченная вовремя батарея из четырёх автоматических зениток жалкого калибра в двадцать миллиметров уничтожила один танк и на несколько дней вывела из строя ещё четыре. При том, что стрелять вниз по склону могли только две зенитки из четырёх. Клитин с каменным лицом осматривает остатки боевой машины, разбитые гусеницы и подвески повреждённых танков.

— Расслабились, долбодятлы! Я вам такое расслабление покажу — само слово забудете!

Лейтенант сплёвывает, прячет руки в карманы — к нему вернулся страх, нелогичный и запоздалый. Окажись эта батарея на километр южнее, разлететься кучей горелых обломков мог его танк. В бою Клитин ни разу не посмотрел наверх. Мерзкая горечь во рту не даёт сосредоточится и подумать. Не страшно — всё заранее придумали люди поумнее лейтенанта Клитина. Боевой Устав не дураками писан, вечером нужно перечитать.

Как обычно, перед боем Алексея слегка потряхивает. Говорят, если покурить, становится легче, но Котовские не курят. Поэтому Лёха просто наматывает на указательный палец гвоздь-сотку, потом разматывает — пока не ломается уставшее железо. Тогда старлей достаёт из кармана следующий гвоздь — он человек запасливый и предусмотрительный. Главное, дождаться команды «По машинам», потом трястись некогда — надо драться. Ну, наконец, — Котовский рявкает на стоящих вокруг подчинённых и бросается к командирскому танку. Фигурки в мешковатых комбезах дружно бегут следом. Не все, некоторые задерживаются — подбирают с земли крученые обломки гвоздей, на память.

Алексей за время плавания замордовал своих орлов до потери речи – вбивал признаки, по которым можно засечь минное поле, ДОТ, замаскированную пушку и такую дрянь, как контрэскарп, который и заметить-то можно только когда головной танк кувыркнётся с искусственного обрыва. Не понадобилось — после артподготовки, довольно серьёзной даже по меркам Финской, танки и пехота спокойно, не торопясь, размазывают противника по окопам первой линии обороны.

Итальянцы охотно поднимают руки, но озверевшие союзники пленных не берут: «Афины!» — и штык в брюхо, с проворотом. Звери! Зато, в отличие от горячих финских парней, не мучают.

Пока пехота отводит душу, артиллерия накрывает вторую линию окопов. Там защитников почти нет, кто был, драпанул сразу после артподготовки, поэтому до городских окраин левый фланг наступающей дивизии добирается почти без помех.

Городишко не впечатляет — домики в один, самое большее в два этажа, на крышах — черепица, иногда — серые каменные плитки. Не очень узкие, но кривые улицы. Много кустов, деревья. Не город — мечта танкиста. Особенно там, где вдоль самой дороги тянутся сложенные из обломков камня заборы. Котовский разглядывает город сквозь мутные линзы панорамного прицела, когда оживает радиостанция, и сквозь треск разрядов доносится голос комбата:

— … ой, второму — два, в город не лезь, как понял меня? Отставить город, как понял, приём!

— Понял — в город не лезть, я второй-два, приём.

Котовский отводит роту назад, за вторую линию окопов, ставит танки за бруствером, сами окопы обживают греки — оборудуют пулемётные гнёзда, шарят в поисках полезных вещей.

Алексей закончил тиранить старшину, которого вдохновлял на поиски кухни и машины с боепитанием, посмотрел, как экипажи дружно взялись за банники.

— Ничего так повоевали сегодня. Хлипковат противник в коленках, финны куда злее дрались, а, Василий?

Младший политрук Сонькин вместо ответа дёргает командира за рукав и вполголоса сообщает: