Эта ободряющая речь заставила девушку зарыдать еще горше. Алия обернулась: вокруг, и вправду, уже собралась небольшая любопытствующая толпа. Лица людей, казалось, говорили: ну-ка, что тут такого интересного показывают? Некоторые вполголоса обсуждали и комментировали происходящее, выдвигая версии, одну безумнее другой, или показывали пальцем… Они вели себя так, как будто оказались в театре! Впрочем, даже в сколько-нибудь приличном театре такое поведение было бы совершенно неуместным. Как бы увести ее отсюда? – Алия снова и снова оглядывалась по сторонам, ища выход из плотного кольца любопытных. Вдруг она заметила движение в толпе – это были Киршт и Хана, пухленькая женщина средних лет, чуть ли не единственная присоединившаяся к Иану исключительно из-за произошедшего с Раславом – она не могла вынести никакой несправедливости, которая касалась детей. Да, пожалуй, она – именно то, что нужно. Хана была большой и мягкой, как подушка, и, пожалуй, смогла бы утешить самого безутешного человека. Алия подняла все еще плачущую девушку на ноги, и начала пробираться к своим друзьям. Люди расступались неохотно, будто протестуя против окончания представления.

Передав пострадавшую Хане, она было направилась вместе со всеми прочь – но остановилась, когда до нее долетел голос парня:

– Да она у меня с придурью, хех. Ку-ку. Ничего страшного, все путем будет.

Пораженная, Алия обернулась, и увидела собравшихся вокруг горе-кавалера городских клуш, которые, колыхаясь, утешали его, сочувственно похлопывая по плечу. Парень, на лице которого по-прежнему не было ни сочувствия, ни горя, с кривой ухмылкой повторял что-то про «придурь». Алию вмиг заполнила до краев из ниоткуда появившаяся злоба. И страх, липкий, переливающийся через край и стекающий по плечам и спине страх. Как же хорошо, что мой стражник был всего-навсего голоден. Очевидно, этот придурок до сих пор так ничего и не понял. Вот сейчас она ему все объяснит.

– Эй, ты! Вроде ты мужик, или мне кажется? Ну-ка, чем ты занимался, пока жирные лапы ваших драгоценных Искателей срывали с нее одежду и щупали ее? Пиво лакал?

Парень дернулся и посмотрел на нее. Его расслабленный было утешениями взгляд снова собрался.

– Что ты тут делаешь? Ей нужна твоя помощь, твоя поддержка, твое понимание, а не насмешки. Как вообще ты смеешь так себя вести? А если бы это случилось с твоей сестрой, с твоей матерью?

Когда она закончила, ее голос почти сорвался, но удар достиг цели: на замаранном лице парня проступило подлинное волнение и даже нотки ужаса. О, да! Он, наконец-то, начал осознавать реальность. Через мгновение он сорвался с места и быстрым шагом устремился вслед за Кирштом и Ханой. Толпа отозвалась гулом, наполовину неодобрительным, наполовину поддерживающим и ободряющим.

– А вы что встали? – обратилась Алия уже к ним, – выражаете сочувствие? Возмущаетесь произошедшим? Лжецы! Если бы вас возмущали подобные вещи – вы бы давно заставили Искателей держать лапы при себе, или отрубили бы их на фиг. Вам нравится наблюдать подобное со стороны, и, радуясь, что беда коснулась не вас, поддерживать пострадавших. Думаете, вам удастся уворачиваться от судьбы вечно? Никто вас не защитит, кроме вас самих, никто не придет спасать вас, когда это случится с вашим домом, с вашей семьей.

Люди замолкли.

– Да она сама виновата! Ишь, вырядилась, волосы распустила, – выкрикнула седая старуха с горбатым носом и маленькими, злыми глазами.

Алия плюнула толпе под ноги и, развернувшись на каблуках, пошла к палаткам.

– Что это за люди такие? – спросила она у Иана несколькими минутами позже. Злость Алии сменилась слабостью и апатией, безразличием, – это вообще – люди?

– Люди, конечно. Простые люди. Самые обычные.

– Ее обвинили в том, что сделали стражники… Иан, это сказала женщина, понимаешь? Женщина!

Они помолчали. Потом Иан осторожно сказал:

– Просто ты… ты слишком резкая. Нельзя вот так сразу, нужно потихоньку работать с народом, убеждать их, просвещать…

– Я сказала правду. Они действительно виноваты.

– Да, но они не готовы ее услышать.

Они услышат. Рано или поздно. Лучше бы они услышали ее от меня, чем вот так… – подумала про себя Алия, глядя на парня с площади. Потухший и бессловесный, он сидел на скамейке рядом со своей любимой, которая затихла, устав от слез, и положила голову ему на плечо. Он растерянно гладил ее волосы, уставившись в пустоту.