– Простые люди еще колбасы хотят, точно вам говорю, – насмешливо добавил стоящий неподалеку парень в рабочей одежде.
Старикан оглянулся и осмотрел новых участников спора изучающим, слегка удивленным взглядом. Вдруг его глаза сузились, он подозрительно осмотрелся вокруг, и произнес неуверенно, шепотом:
– Заговор? – и тут же, широко распахнув веки, он добавил голосом громким, почти криком, с интонациями рождающейся истерики:
– Заговор! Ты! Ты! – он ткнул пальцем в Иана, – ты нанял этих людей, чтобы разыгрывать представление! Сеять ересь! Изменники! Предатели! Тарешьяка на вас нет!
И, резко развернувшись, почти бегом покинул площадь.
– Не понравилось ему мнение простых людей, – усмехнулась Алия, – интересно, а его вообще могло бы что-нибудь убедить?
– Конечно, нет, – ответил Иан, – я даже не пытался. Это бесполезно. Никто не будет ввязываться в такой спор, не будучи абсолютно уверенным в своей правоте, а уж если человек так в себе уверен, он не изменит своего мнения на площади. Но вот та женщина, что о часах говорила – она встала на нашу сторону. Или, по крайней мере, задумалась. Только ради этого и имеет смысл устраивать эти представления.
Походив за Ианом еще полчасика, Алия решила попробовать проповедовать самостоятельно. Иан, работавший учителем рисования, слишком уж нянчился с этими людьми, медленно, подробно и по несколько раз объяснял простые и очевидные вещи, оставаясь при этом совершенно невозмутимым. Слишком долго, слишком тихо, слишком мягко. Сейчас она сама быстренько им все объяснит. Девушка осмотрелась по сторонам в поисках жертвы, и направилась в сторону стоявшего неподалеку парня, невысокого, коротко стриженного, скорее, даже обритого, с маловыразительным и, вдобавок, не очень чисто вымытым лицом. В руках у парня была бутылка пива.
– А ты знаешь, что пока ты просиживаешь в безделье штаны и потягиваешь пивко, где-то в тюрьме мучают маленького мальчика? – без обиняков начала она.
Парень обалдело уставился на нее, слегка нахмурил лоб, и, собравшись с мыслями, злобно ответил:
– Отстань от меня! Срать я хотел на твоего мальчика. И на тебя тоже. Наконец-то епископ вас, фифов, к ногтю… Свали отсюда, коза, быстро. Моя идет.
Алия опешила, не зная, что ответить. Она постояла пару секунд с открытым ртом, соображая, что ответив, но, не придумав ничего толкового, разочарованно отвернулась. Первый блин комом, сказала себе она, разглядывая приближающуюся девушку лет двадцати с внешностью типичной щачинки: невысокая, коренастая, с простым круглым лицом, слегка толстоватым носом и губами. Ее сложно было назвать красивой, но, пожалуй, она выглядела бы вполне мило, если бы улыбалась.
Но она не улыбалась. На ее лице не было вообще никаких эмоций: ни радости от скорой встречи со своим парнем, ни раскаяния в связи с опозданием… Алия нахмурилась. Что-то не так было и в этом безучастном лице девушки, и в ее медленной, неуверенной, слегка пошатывающейся походке.
– Нет! Не трогай меня!
Она обернулась. От странного спокойствия подошедшей девушки не осталась и следа – она плакала, закрыв лицо руками, а парень ходил вокруг нее, то протягивая к ней руки, то отдергивая их, то поднимая. Он растерянно озирался вокруг в поисках помощи. Прохожие останавливались, но проявить участие отнюдь не спешили – просто стояли и глазели. Вздохнув, Алия решила все-таки вмешаться.
– Что случилось? – тихо спросила она, подойдя к ним поближе.
Парень растерянно пожал плечами. Он уже не решался подойти к рыдающей девушке – каждая из предыдущих попыток лишь усиливала плач. Но, когда Алия присела рядом и неловко обняла девушку за плечи, она неожиданно вцепилась в рукав, и во весь голос заревела на ее груди, и вместе со слезами из нее полилась сбивчивая речь.
– Искатели… – бормотала девушка, – они сказали, что я выгляжу подозрительно. Искали ересь… в сумочке ничего не было, и они сказали, что меня нужно обыскать. Они сняли с меня платье… а потом… – и она снова зашлась в рыданиях.
Парень, очевидно, считая все это дурным розыгрышем, заговорил:
– Ну, ты и сказанула тоже, е-мое. Искатели – нормальные ребята, у меня друган там служит, и меня звал. Перестань реветь, вставай, пошли давай. Че позоришься, вон, люди смотрят!