И последний автор — Тернавцев Валентин Александрович (1866–1940), российский религиозный деятель, один из организаторов Религиозно-философского общества, чиновник Синода. Валентин Тернавцев написал «Толкование на Апокалипсис святого Иоанна Богослова», которое не было опубликовано. Однако сохранилась рукопись книги, часть которой почитатели творчества Валентина Тернавцева выложили в интернет154, где мы и ознакомились с его мнением о «тысячелетнем царстве». Работу над книгой Валентин Тернавцев начал после Февральской революции и продолжал ее до своей кончины.
***
Как мы уже указывали, свт. Филарет свое мнение о «воскресении первом» основывает на предании Церкви о том, что Пресвятая Богородица удостоилась первой «воскресения первого». Это является для него свидетельством допустимости буквального понимания преткновенных строк. Следуя принципу икономии, свт. Филарет не стал раскрывать учение о святоотеческом «хилиазме», которое, безусловно, знал, так как особо почитал св. Иринея, епископа Лионского. Но он сделал очень важное дело: указал путь к решению этого вопроса через Предание Церкви, и показал, что святоотеческий «хилиазм» не противоречит Православию. Переход на стезю икономии свт. Филарет поясняет так: «Но
Объяснение замечательное своей парадоксальностью: из своего времени он видит, что для будущего пока не нужно «истинное разумение», но очень опасно ложное. Из этого следует, что святитель Филарет изложил контуры «истинного разумения», а далее собирается излагать «только повеленное», которое, разумеется, не ложное, но и не истинное относительно данных строк Апокалипсиса, а такое, которое устраняет действие «ложного разумения». «Повеленное» свт. Филарет видит в тех же стихах Откровения Апостола Иоанна Богослова: «Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом» (Откр. 20:6). Святость — это «повеленное», о ней повелел Сам Бог, призывая, «будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет. 1:16). Так же есть повеление христианам искать и блаженства «под именем
***
Сравним мнение св. Филарета и митр. Макария: первый ведет нить рассуждения, не отвергая Предания, второй же учительствует жестко в рамках полного отвержения святоотеческого «хилиазма»; мнение первого рождает жажду «исследовать Писание», мнение второго, по сути, — «приглашение на аутодафе»; первый будит мысль к познанию слова Божия, второй — загоняет ее в прокрустово ложе «учебного процесса».
Протоиерей Георгий Флоровский дает следующую характеристику богословию митр. Макария: «Есть что-то бюрократическое в его манере писать и излагать. В его догматике недостает именно "церковности". Он имеет дело с текстами, даже не со свидетельствами, не с истинами. Потому так безжизненно и неубедительно его изложение, внутренне не убедительно. Это — одни ответы без вопросов, — потому они и не отвечают, что ни о чем не спрашивается»155, — пишет прот. Георгий Флоровский.
Спору нет, что с точки зрения эффективности схоластического «учебного процесса», приветствующего «одни ответы без вопросов», мнение митрополитом Макарием изложено блестяще: врубается в память намертво. Но вопрос здесь вот в чем: разве позволительно вносить в школьный предмет то, что еще не исследовано церковной полнотой, и, тем более, выдавать это за догмат? Кто наделил митр. Макария этим правом? В биографическом очерке к книге «Введение в православное богословие», подготовленном по заказу издательства «Аксион эстин», приводится такой факт: «После издания «Догматического богословия» Святейший Синод поручил епископу Макарию составить учебник по догматике для семинарий. Книга была готова в том же 1853 году и отправлена на рассмотрение святителю Филарету Московскому. Митрополит Филарет продержал учебник у себя без всякого ответа до самой своей кончины»156. Вне всякого сомнения, о забывчивости не может быть и речи: «Филарет молчаливо осудил Макария…»157. Что насторожило святителя Филарета? Думается, что схоластическая подача материала. Да, схоластический метод очень эффективный в плане научения, но он душит саму мысль, уводит ее от естественной жажды «исследовать Писания» в начетничество и фарисейство.
Священник Борис Кирьянов выносит жесткий вердикт в отношении борьбы митр. Макария со святоотеческим «хилиазмом»: «Макарий — католическая душа, схоласт, своим схоластическим, книжническим (Мф. 23:2!) умом построил себе свой "град Божий", подобно Августину, и подобно ветхозаветным талмудистам воздвигает "предания старцев и заповеди, учения человеческие" (Мф. 15:1–9; Мк. 7:13!), которыми устраняет и подменяет Слово Божие, Откровение Самого Господа, пророчества и предсказания Св. Писания, своим еретическим аллегоризмом искажает их истинный смысл. Такое толкование Апокалипсиса, какое дает нам м. Макарий, — продолжает Борис Кирьянов, — со своими "правилами священной Герменевтики", без преувеличения является ересью хуже — несравненно хуже! — Аполлинариева хилиазма, ибо прикрывает от наших глаз и самого антихриста. Это еще более худшее и безумное оригенство. Это, — обличает священник Борис Кирьянов, — упразднение всех действительных благ не только Тысячелетнего царства Господнего, но и вообще всего Царства Небесного, которые превращаются этим дьявольским аллегоризмом и антихристовым бесплотным докетизмом в сонные грезы, и сказки, и басни. Имеющий ум да разумеет всю опасность этого для нашей веры. "Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире" (1 Ин. 4:2–3; 2 Ин. 1:7). "Христос — глава Церкви, и Он же Спаситель тела" (Еф. 5:23)!. Макарий же прямо учит о переселении лишь души из настоящей жизни в будущую»158, — предупреждает Борис Кирьянов.
В учении митр. Макария о «тысячелетнем царстве» усматриваются черты монофизитства: человеческая природа Христа как бы растворяется в Его божественной природе, а потому и нет никакого смысла в буквальном понимании «тысячелетнего царства». Это заставляет задать митр. Макарию и последователям его учения вопрос: если вы верите, что Христос действительно воскрес, то почему отказываете Ему в праве буквально воцариться на «старой» земле? Здесь, как видится, возможны лишь три причины: или вы сомневаетесь в Его воскресении из мертвых, или находитесь под чарами объективного идеализма Платона, который отвергал тело, находя в нем «темницу души», или не критично следуете по накатанной богословской колее, проложенной теологическими школами Запада.
Митрполит Макарий отверг церковное предание о «воскресении первом» и возвел в ранг церковного учения о преткновенных строках мнение блж. Августина. «Вытоптав» «богословскую поляну» отвержением святоотеческого «хилиазма», митр. Макарий насадил свои «теологумены», в добавление к августиновскому мнению, чем подорвал икономический характер последнего. Митрополит Макарий не принял во внимание то, что о преткновенных строках есть лишь мнение блж. Августина и учение святых отцов Церкви Иустина Философа, Иринея Лионского, Ипполита Римского, Мефодия Олимпийского (Патарского). Те же святые, кто «прямо восставал против хилиазма», восставали, как правило, против еретического хилиазма Керинфа и Аполлинария, никак не толкуя преткновенных строк. Да к тому же толкование «тысячи лет» как текущего времени ввергает в ту же самую несообразность: разве не имеют место в нашей жизни многочисленные случаи неистовства плоти среди христиан? Получается все то же самое «царство чувственных удовольствий» и «тысячелетие объядения», как говорится, за что боролись…
Весьма показательна ссылка митр. Макария на святых Зенона Веронского и Кирилла Иерусалимского. Во-первых, св. Зенон Веронский почил за десять лет до Второго Вселенского и Римского соборов 381 года, на которых Маркелл Анкирский с его учением о конечности Царства Христова был анафематствован, к тому же, по крайней мере, вплоть до смерти (374–375 год) Маркелл считался православным многими на Западе, а потому ничего удивительного не было в том, что отдельные положения его доктрины кем-то упоминались. Во-вторых, митр. Макарий странным образом не замечает того, что приведенные им слова Кирилла Иерусалимского опровергают его (Макария) учение о «кончине благодатного царства Христова». Здесь нужно выбирать: либо не считать «тысячу лет» за царство Христово, не важно под каким названием, либо, считая, не учить об его кончине. Митрополит Макарий урезал цитату свт. Кирилла, а там есть такие слова, которые идут после «свидетельства Даниилова» (Дан. 7:13): «…Еретического учения отвращайся: ибо весьма ясно слышал о нескончаемости царства Христова»159. Затем св. Кирилл еще раз говорит об этом: «…Как нельзя сказать, чтобы было начало дней у Христа, равно не внимай, если станет кто говорить о конце царства Его; потому что написано: царство Его, царство вечное (Дан. 3:100)»160. Еще раз подчеркнем: святые, учившие о «тысячелетии покоя», говорили о «начале нетления» как о начале вечного Царства Христа.
***
Епископ Петр (Екатериновский), хотя и присоединившийся к мнению, что речь в 20-й главе Апокалипсиса не идет о буквальном первом воскресении в телах, называя именно это хилиазмом, все же говорит о «тысячелетнем Царстве» как о будущем состоянии мира и Церкви, которое наступит после действительного связывания сатаны. Это время, согласно его мнению, приходит после низвержения зверя и лжепророка в геенну огненную. Епископ Петр не отказывается от употребления термина «царство благодати», но относит его, скорее, к грядущим временам «воскресения Церкви» в «тысячелетнем царстве». Более того, он, в отличие от митр. Макария, не считает возможным говорить о кончине «царства благодати» и его временном характере. Епископ Петр учит, что «царство благодати» «будет усовершенствовано в царстве славы в будущем веке, и будет как бы поглощено им», подчеркивая, что «Царство в существе тоже; только вид его переменится», ибо «Царство Христово вечно». Здесь возникает вопрос: как понимать это «как бы поглощено»? «Царство благодати» остается, но «царство славы» затмевает его своим блеском? Или «царство благодати» устраивается по лекалам небесного «царства славы»? Но здесь есть и более важный вопрос: имеет ли место связь между догматом о двух природах Христа и «двумя царствами»? Можно ли говорить о том, что «царство благодати» (земное царство Христа) и «царство славы» соединены неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо?
Что касается попытки еп. Петра объяснить, что такое «воскресение первое», то она не кажется нам убедительной. Он не может выйти за пределы доминирующего мнения по этому вопросу, но и полностью согласиться с ним так же не может. В итоге еп. Петр останавливается на том, что «воскресение первое» — это, в первую очередь, «воскресение Церкви», то есть возможность для нее беспрепятственно распространять свет Христов во все концы вселенной, а также символическое воскресение мучеников, которое выразится в их особом прославлении и участии в жизни людей во времена «тысячелетнего Царства». Епископ Петр, толкуя слова «
Мнение епископа Петра можно, как представляется, условно отнести к разряду своеобразного «православного постмилленаризма». Правда, еп. Петр все же не выразился достаточно ясно относительно того, когда состоится Второе Пришествие Христа: откроет оно «времена царства» или произойдет после всеобщего воскресения. Во мнении еп. Петра о «тысячелетнем Царстве» мы видим попытку обойти устанавливающееся в качестве общепринятого мнение митр. Макария: епископ Петр его не упоминает ни единым намеком. Но и все же относительно буквального понимания «воскресения первого» еп. Петр уступил. Возможно, он не был знаком с мнением святителя Филарета Московского.
***
По-иному выглядит мнение православного богослова следующего поколения Александра Жданова. В виду его краткости изложим его полностью: «В Апокалипсисе (2:26–27) Господь обещает победителю "власть над язычниками", пользуясь которою, он (победитель) "будет пасти их жезлом железным, и "как сосуды глиняные они сокрушатся". В дальнейших главах, как место, где христиане должны воспользоваться царственными правами, указывается "земля" (5:10), под которой нельзя разуметь ни землю в переносном смысле, ни землю "новую" с новым небом, потому что на этой земле (5:10) существуют язычники (2:26–27), на новой же земле язычников не будет, ибо "идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою" (21:8), и в Новый Иерусалим "не войдет ничто не чистое и никто, преданный мерзости и лжи" (21:27); "вне (его) псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всяк любящий и делающий неправду" (22:15). Избранные рабы Божии и Христовы, обезглавленные за слово Божие и свидетельство Иисусово, будут царствовать со Христом 1000 лет в промежуток времени между первым и вторым воскресением (20:4–6). Наконец все, записанные в книгу жизни Агнца (20:27), наследуют новую землю (21:7) и будут царствовать во веки веков (22:5). Присоединенное к βασιλεία-ίερεἴς τώ Θεω χαί ρατρὶ αὐτοὕ, — отмечает Александр Жданов, — раскрывает истинный характер царственной власти христиан и определяет связанные с дарованными правами обязанности. Христиане не должны мечтать о внешнем, политическом владычестве, ибо царство Христово не от мира сего (Ин. 18:36); царство нового Израиля носит духовный, теократический, а не светский и мирской характер: оно созидается, распространяется и укрепляется "не воинством и не силою, но Духом Божиим" (Зах. 4:6). <…> Священство христиан, — замечает Жданов, — не прекращается в здешней жизни: праведникам в откровении дается обетование, что они "будут священниками Бога и Христа" во время тысячелетнего царства (20:6) и наконец в новом Иерусалиме, где уже не будет видимого храма, как места служения, потому что Господь Вседержитель будет храмом его и Агнец (21:22)»161.
Как мы видим, Александр Жданов не делает оговорок относительно того, как следует понимать «воскресение праведных» во времена «тысячелетнего Царства», что, как представляется, дает основание полагать допущение им воскресения их в телах. Несмотря на то, что мнение Александра Жданова изложено кратко, оно затрагивает почти все моменты вопроса о «тысячелетнем Царстве». Думается, мнение Жданова по всем параметрам подходит под термин «православный премилленаризм». Очень важный момент: Александр Жданов, вслед за епископом Петром, вновь говорит о том, что «христиане не должны мечтать о внешнем, политическом владычестве», поскольку власть Христа, Нового Израиля носит духовный характер. Александр Жданов выставляет, на наш взгляд, очень весомые аргументы в пользу того мнения, что «тысячелетнее Царство» будет в будущем и его нужно понимать буквально. Вероятнее всего, такой поворот к святоотеческому «хилиазму», какой мы наблюдаем у Александра Жданова, стал возможен благодаря тому, что мнение святителя Филарета о «воскресении первом» стало доступно, после нескольких изданий его трудов, многим православным христианам в России. Во всяком случае, именно к этому времени относится выход в свет сборника статей по истолковательному и назидательному чтению Апокалипсиса инспектора Симбирской Духовной Семинарии М. Барсова, где было опубликовано мнение святителя Филарета162. Жданов не ссылается на святых отцов, на Предание Церкви, но, учитывая то, как он сумел сжато и близко по смыслу со святоотеческим «хилиазмом» выразить свое мнение, можно уверенно говорить, что церковное предание по этому вопросу было ему хорошо знакомо и не отвергалось им.
***