– Вера Александровна, попрошу вас успокоиться. Анатолий Павлович порядочный гражданин, семьянин. Он имеет стабильную работу, жильё. Вон сколько рекомендательных писем от коллег и соседей он предоставил, – потрясла стопкой бумаг Грачёва. – Все характеризуют его с положительной стороны. Скажу вам честно, Верочка, была бы моя воля, это слушание вовсе бы не состоялось. Я не вижу ни одной причины отказать Самохину в опеке над племянником. Но раз уж мы здесь собрались, решение мы будем принимать коллегиально.

– Простите, Ирина Викторовна, – вмешался Алексей, – я прошу вас обратить внимание на то, что у мальчика сложились отношения с Игнатовой. Он очень привязан к ней. И его желание состоит в том, чтобы Вера воспитывала его. Самохина же он совершенно не знает. Это может оказаться травмой для ребёнка: сначала потерять мать, затем попасть в Адаптационный центр и в итоге остаться жить с неизвестным человеком.

– Мы учтём ваше замечание при принятии окончательного решения, – сухо ответила Грачёва. – Ещё бы мне хотелось послушать Анатолия Павловича. Скажите, что повлияло на ваше желание взять ребёнка на воспитание?

Анатолий встал со своего места и, нервно поправляя галстук, который был явно непривычным элементом гардероба, откашлялся:

– Ну что повлияло… Так это ж мой племянник… Хоть и неродной, моего двоюродного братца сынок всё же. А семья своих не бросает в беде… Так и это… у нас-то с женой нет своих детей, как-то не сложилось… Так он нам как сын будет.

Карпенко, слушая своего подопечного, удовлетворённо кивал головой. Супруга Самохина всё это время не поднимала глаз, внимательно изучая подол своего платья и перебирая его тощими пальцами.

– Хорошо. В общем, мы услышали всё, что хотели, – подвела итог Грачёва. – Думаю, полученной информации достаточно, чтобы мы с коллегами могли принять взвешенное решение.

– Может быть, есть смысл узнать мнение ребёнка? – нерешительно спросила Солопова, всё это время нервно ёрзавшая на стуле. Чувствовалось, что ей не нравится ход слушания.

– Оксана Геннадьевна, в этом нет никакой необходимости. Мальчик слишком мал, чтобы принимать такие решения. Если бы он мог сам нести ответственность за свою судьбу, не было бы необходимости в нашем вмешательстве, – резко ответила Грачёва, одним лишь взглядом пригвоздив молодую сотрудницу к стулу.

От возмущения и несогласия Солопова покраснела, но прикусила язык.

– Решение будет принято в конце недели.

Вера была разбита, она понимала, что, по сути, решение уже принято. Последнее слово будет за Грачёвой. Солопова вряд ли вообще имеет право голоса, а Тучко, в общем-то, нет никакой разницы, кто получит опеку.

– Почему вы всё время молчали? – накинулась на Соловьёва Вера, как только они покинули зал.

– Вера, успокойся. Я сразу понял, что на этом этапе мы проиграли бой. Председатель комиссии была настроена против нас, как только мы вошли. Не было смысла сопротивляться. Не переживай, война ещё не проиграна. Даже если члены комиссии отдадут опеку Самохину, мы сможем подать в суд. Но для этого нам нужны будут веские доказательства того, что он аморальный тип. Словами ничего не изменишь.

Соловьёв был прав, Вера это знала, но внутри клокотала ярость. Она будет сражаться за Павлика до конца.

Алексей хотел остановиться в гостинице, но Вера ничего даже слушать не желала. Она давно не видела брата, на душе кошки скребли, и совсем не хотелось одной возвращаться в пустую комнату. Они заехали в супермаркет, купили готовой еды и бутылку водки, чтобы немного снять стресс. Если честно, Вере просто хотелось напиться и забыться хоть ненадолго. Она на скорую руку накрыла стол в комнате.

– Скромненько ты живёшь, ничего не скажешь, – промолвил Алексей, рассматривая обстановку комнаты.

– Ничего, это всё временно, – улыбнулась Вера. – Садись за стол.

Вера разложила подогретый плов по тарелкам и наполнила рюмки холодным тягучим напитком.

– Давай выпьем за твой приезд, – предложила она. – Я рада, что ты со мной. Если честно, после того, что между нами произошло, я не особо надеялась, что ты согласишься мне помочь.