— Я подумал: ведь мне надо набираться опыта,— рассказывает Гайдай.— А что мог дать тогда еще никому не известный молодой режиссер Рязанов? Я узнал, что до этого Эльдар работал на студии документальных фильмов, где сделал несколько постановок. Последняя его работа там, вместе с режиссером Гуровым, киноконцерт «Весенние голоса», о Всесоюзном смотре художественной самодеятельности трудовых резервов, привлекла внимание Пырьева, и он сразу же доверил Рязанову постановку полнометражного фильма «Карнавальная ночь» — тоже о самодеятельности. Опыта работы с актером по лепке образов у Рязанова, видимо, все-таки нет. Я взвесил все это и пошел к Гончарову.

Так в самом начале работы на киностудии судьба чуть было не свела Л. Гайдая и Э. Рязанова. Скоро оба станут известными комедиографами, использующими различные гаммы красок из богатой палитры выразительных комедийных средств.

Съемки фильма «Долгий путь», по рассказам Л. Гайдая, шли со скрипом. Между постановщиком и вторым режиссером начались разногласия. Гончаров пригласил в группу еще одного режиссера — В. Невзорова. Но конфликт не утихал, а только разгорался.

В результате в работу группы вынуждена была вмешаться дирекция и заканчивать картину «Долгий путь» поручили Гайдаю и Невзорову.

Так Гайдай первый среди выпускников курса получил самостоятельную работу, и не где-нибудь, а на «Мосфильме».

На Арбате, в кинотеатре «Художественный», состоялась премьера фильма и встреча зрителей со съемочным коллективом, на которую Гайдай пригласил и меня.

Поскольку рассказы Короленко были домыслены и переписаны, думается, есть смысл изложить сюжет картины.

Главное действующее лицо фильма, Василий Спиридонович Кругликов,— станционный служитель где-то в сибирской глухомани. Это жалкое, опустившееся существо, пораженное пагубным пристрастием к спиртному. Остановившимся путникам он поведал, что попал сюда из-за любви, и рассказал бесхитростную историю, старательно разыгранную в лицах… У Кругликова была невеста — Раечка. Но родители молодых не поладили из-за приданого, а на Раечку положил глаз начальник Кругликова, статский советник Латкин (В. Белокуров). Более того, зная о чувствах своего подчиненного к Раечке, Латкин посылает его к девушке в качестве сводника. Такого унижения Кругликов не перенес и в порыве гнева и отчаяния выстрелил в мерзавца.

Как ни странно, воспоминание о причинах своего пребывания в Сибири придало Кругликову силы, вселило гордость. И когда на станцию заехал губернаторский курьер Арабин (при упоминании имени которого всех бросало в дрожь) и стал кричать на служителя, немедленно требуя лошадей, Кругликов, этот униженный и запуганный человек, вдруг дал наглецу отпор, на который не решался никто другой.

— В вашей подорожной указана четверка лошадей, а вы берете шестерку и не платите,— указал он самодуру и заставил его заплатить.

Рядом с Кругликовым пунктирно проходят другие персонажи: его бывшая невеста Раечка, ее репетитор — студент Дмитрий Орестович. Под его влиянием Раечка быстро взрослеет; причины человеческих неурядиц она начинает искать в социально-политической структуре общества. Позднее девушка соединила свою жизнь с жизнью Дмитрия Орестовича и разделила судьбу всех недовольных «режимом»: была выслана по этапу и стала невольной свидетельницей стычки ссыльного смотрителя, своего бывшего жениха, с всесильным Арабиным.

По сравнению с первоисточником в фильме произошло смещение акцентов — главное и второстепенное поменялись местами. Кругликов хотя и остался центральным персонажем, но как бы отступил в тень и стал менее заметным. А Раечка и репетитор, несмотря на незначительность уделенного им места, вроде бы осветились лучом прожектора и стали чуть ли не основными героями. Это заставило по-новому скорректировать идею фильма.

Фильм понравился. Хорошо работали актеры, особенно исполнитель главной роли С. Яковлев, добившийся в отдельных эпизодах трагического звучания образа. Верно передан общий дух рассказов В. Короленко, гуманистический пафос и в то же время сложность и противоречивость человеческих вожделений, когда индивидуума раздирают два взаимоисключающих, по выражению Горького, стремления — «лучше жить или быть лучше».

Моя мысль все время вращалась вокруг названия фильма — «Долгий путь»,— которое хотелось как-то обыграть. В том духе, что обычно очень долгий и трудный в то время путь от ассистента режиссера до постановщика для Гайдая оказался на редкость коротким и легким.

Я искренне радовался за товарища и, возможно, переоценивал картину, так как невольно сравнивал ее с нашими учебными работами. Но, как бы то ни было, главное убеждение, которое я вынес с просмотра,— что Гайдай может ставить хорошие фильмы.

Скоро Леня торжественно отметил первую постановку у себя дома. Были приглашены педагоги из ВГИКа С. К. Скворцов и Г. П. Широков, а также Володя Скуйбин и я.

Здесь «именинник» сообщил нам, что Михаил Ильич Ромм, принимавший активное участие в написании сценария «Долгий путь» и по существу руководивший его съемками, взял нашего бывшего однокурсника под свое покровительство и предложил ему для постановки комедийный сценарий В. Дыховичного и М. Слободского «Мертвое дело».

Перед Гайдаем открывалась возможность работать в облюбованном со студенческих лет жанре.

— Не боишься? — спросил я.

Мой вопрос был вызван отнюдь не сомнением в способностях товарища, а удручающим положением на комедийном фронте. Даже признанным режиссерам выступать в ту пору в этом жанре было по меньшей мере рискованно. Под непосильным грузом нормативных требований к искусству кинокомедия докатилась до более чем плачевного состояния, смех полностью уступил место высокопарной назидательности.