Там, где раньше скромно блестело озеро при свете солнца, теперь оно мерцало при свете луны. Я увидел фигуры на его берегу.

Зейлен задержал меня за деревьями, прежде чем я мог сделать неудачный шаг.

— Ни звука, — предупредил он меня.

Многословие было бы явно лишним в этот момент, вместо этого я смотрел, как несколько десятков женщин стояли полукругом у самой кромки воды, и должен сказать, этот первый взгляд на них заставил меня задуматься об оккультизме. Поздний час, лунный свет и местоположение только усугубили безымянно зловещую картину в моём сознании…

Женщины были одеты в первобытные одежды, цвет которых был неразличим в интенсивном лунном свете, но то, что можно было различить, было бахромой, сегментированной более светлыми стежками другой ткани. В этих сегментах можно было увидеть более сложную вышивку: символы, похожие на иероглифы, и очень странные геометрические фигуры, которые, когда я смотрел на них, заставляли мою голову болеть. Действительно ли двигались эти странные узоры на их одеждах, или мне это казалось? Также каждая женщина держала перед собой свечу, чьё пламя горело зелёным светом, еще мне казалось, что я слышу слабейшие ноты далекой музыки, которая вселяла в меня чувство первобытного страха. Отсутствие света, отсутствие доброжелательности, отсутствие морали, отсутствие всего здравого. Ещё зловещей и громче, чем эта странная музыка, до моих ушей доносилось вокальное сопровождение этой нечестивой процессии, от которого мне захотелось упасть на колени и умереть: диссонирующая и какодемонически неструктурированная последовательность слов, звучавшая как:

— Эй…

— Фтаген вулгутуум…

— Эй…

— Вугтлаген, сжулну…

— Эй… рН’нглуи, Ктулхэн марей…

— Вгах’нагл фтаген Эй…

— Эй, Эй, Эй…

Порочные напевы, казалось, становились всё громче и громче, и чем громче они становились, тем хуже я себя чувствовал. И всё же, несмотря на то, что я чувствовал себя больным, одновременно я чувствовал что-то ещё: мощнейшее плотское возбуждение.

— Не подходи, — прошептал Зален. Он заставил меня присесть ниже. — Это озеро соединено с заливом…

Важность этой информации поначалу не приходила мне в голову. Мое сознание осталось захваченным этими жуткими женщинами. Хор голосов снова запел, когда все женщины разом сбросили свои одежды и стали обнаженными.

Обнаженными и беременными, — у меня не было никакого другого выбора, кроме как наблюдать.

Все это время их пение как будто сжимало мой мозг. Это было грязно и эротично, аура зла повисла в воздухе. Большинству женщин было за двадцать, но я заметил миссис Ноури и ещё несколько женщин преклонного возраста. Затем все они друг за другом побросали зеленые свечи в воду озера, и я могу поклясться, что когда каждая из свечей падала в воду, их пламя продолжало гореть, и в то же время мои глаза, казалось, привыкли ко тьме ночи: лунный свет становился всё ярче, а с ним и моё зрение. Даже с такого значительного расстояния я мог разглядеть мельчайшие детали каждой беременной женщины. Я мог видеть поры на их белой коже, мельчайшую линию под каждым радужным глазом и белком, сосочки каждого соска и тонкие следы венозности в каждой молочной груди. В конце концов все они опустились в грязь на берегу озера, и то, что произошло дальше, я могу назвать лишь развратной, непристойной вакханалией плотского насыщения, развратом с намерением взаимного насыщения, сродни острову Лесбос. Мне также не нужно уточнять, что одной из этих похотливых лесбиянок была Мэри…

Мой взгляд был прикован к этой оргиастической сцене, и какое-то время я думал, что даже пистолет, приставленный к моей голове, не заставит меня отвернуться, даже в осознании того, что отводить глаза было единственным благочестивым поступком. Но не Бог, а Зейлен подтолкнул меня к этому.

— Оно появится сейчас, уходим.

— Оно? — спросил я шепотом.