Книги
Утраченное искусство воспитания. Чему древние культуры могут научить современных родителей
Оглядываясь на другие культуры – и на всю историю в целом, – нельзя не отметить, что наш подход к воспитанию (с тоннами похвалы, почти полным отсутствием критики и постоянным потворством желаниям ребенка) стоит особняком. Во многих сообществах, отличных от нашего, родители хвалят очень мало – или не хвалят вовсе. Однако их дети растут с крепкой и здоровой психикой и очень эмпатичными. А молодое поколение тех культур, с которыми мы познакомимся в этой книге, несмотря на малое количество похвалы, демонстрируют больше уверенности в себе и силы духа, чем их окуренные фимиамом американские сверстники.
Честно говоря, после прочтения книги Миллера и Чо я испытала огромное облегчение. Впервые с тех пор как родилась Рози, я почувствовала, что не нужно расхваливать каждый ее поступок. Что ее самооценка не является хрупким яйцом Фаберже, готовым разбиться от любого дуновения. Можно расслабиться и просто быть рядом. Можно сидеть с ней в автобусе и не чувствовать необходимости говорить «Отличная работа!» или объяснять, как рассчитать длину тормозного пути. Наше совместное время стало похоже на то, что в детстве я проводила с дедушкой: спокойное, тихое, не требующее напряжения.
И случилось нечто забавное. Примерно через неделю отказа от похвалы я заметила, что мои слова стали более вескими. Оказалось, что постоянный поток подкреплений и позитивной обратной связи заглушал то, что было действительно важно. А теперь, если я высказывала свое мнение, Рози слушала с большей готовностью. Без лишних комментариев ей стало легче понять, когда на самом деле нужно, чтобы она вняла или помогла. Даже вечерняя чистка зубов стала проходить проще.
В своем мегабестселлере Sapiens Юваль Ной Харари утверждает, что прогресс человечества – это иллюзия. А новые технологии и наука на самом деле сделали нашу жизнь во многих отношениях труднее, а не легче. К примеру, электронная почта. Она, безусловно, ускорила общение, но какой ценой? Сделала ли эта технология нашу жизнь более расслабленной? «К сожалению, нет», – пишет Юваль. Теперь наши почтовые ящики (и мозги) ежедневно наводняются сотней сообщений, ждущих срочных ответов. «Мы думали, что экономим время [с помощью новых технологий]; вместо этого разогнали беговую дорожку жизни в 10 раз по сравнению с прежней скоростью и сделали наши дни более тревожными и суетливыми» (23).
То же справедливо и в отношении воспитания детей. Накопив больше технологий, продуктов и психологических открытий, мы, возможно, лишь значительно усложнили задачу. Теперь мы стремимся, чтобы дети были постоянно заняты, незамедлительно подчинялись требованиям и как можно раньше достигали каждого нового этапа своего развития. Быстрее, мощнее, результативнее! Но как это влияет на нас самих?
Вкидывая в детей всё больше и больше ресурсов, какими родителями мы стали – самыми лучшими или чудовищно измученными? Не растеряли ли мы в этой гонке то полезное, чем когда-то обладали наши предки или даже – совсем недавно – бабушки и дедушки? Знания, помогавшие растить детей более гармонично, спокойно и эффективно. Навыки, делавшие труд мам и пап намного более приятным.
Сейчас выдался шанс восстановить утраченное и попутно немного даже приумножить.
Для этого сменим тактику. Мы расширим круг специалистов по воспитанию детей. Вместо того чтобы обращаться за советом исключительно к врачам, ученым и ставшими спортобозревателями хирургам, станем учиться у суперродителей мира, чьи инструменты и методы могут похвастаться тем, чего так не хватает современным подходам: разнообразием и испытанием временем. Их стратегии опробованы и отточены в процессе воспитания миллионов детей в течение тысяч, а иногда и десятков тысяч лет, что сделало их настолько «основанными на доказательствах» или «проверенными исследованиями», насколько это только возможно.
Где же будет наша первая остановка? В доме Марии на Юкатане, где мы наблюдали, как ее дочь Анжела однажды утром выскочила из постели и немедленно принялась мыть посуду – совершенно добровольно и наплевав на собственные каникулы.
Погодите! Разве наука не способна подсказать, как правильно воспитывать детей?
Узнав о своей беременности, я была вне себя от счастья. На седьмом небе. Серьезно. Мы с мужем пытались завести ребенка больше 6 лет. И с помощью новейших достижений медицины мы наконец увидели две розовые полоски на тесте на беременность.
Став на 8 месяцев старше (и на 20 кг тяжелее), я действительно считала, что готова стать мамой – лучшей на свете. Я только что вернулась из командировки в самый эпицентр вспышки лихорадки Эбола, во время которой ни разу не испытала ни страха, ни потрясения. Вряд ли быть родителем труднее, чем это, рассудила я. О изнеженное дитя лета, не познавшее тягот зимы!
К тому же у меня имелась беспроигрышная стратегия. Я собиралась решать любую связанную с воспитанием проблему так же, как и все остальные вопросы: с помощью науки. Младенец не спит? Тю! Найду исследование, предлагающее оптимальный выход. Малышка бьется в конвульсиях, как выброшенная на берег рыба? Нет причин для беспокойства. Наверняка психологи уже придумали простой способ останавливать истерики – и наверняка подкрепленный большим количеством высококачественных данных.
Так что прежде чем родилась Рози, я накупила кучу книг для родителей с обнадеживающими списками использованной литературы в конце. Наука будет моей спасительной благодатью. Или усыпляющей песней сирен?
Через 2 месяца материнства я внезапно начала сталкиваться с препятствиями – серьезными препятствиями. Грудное вскармливание оказалось практически невозможным. Нам с Рози потребовались титанические усилия, чтобы пережить первые 6 недель ее жизни. Уладив наконец этот вопрос, мы столкнулись с еще большей проблемой: сном. Я не могла заставить свою сладкую булочку спать. Она легко отрубалась у меня на груди, на коленях и даже на спине. Но стоило переложить ее в кроватку – берегись! Даже наша немецкая овчарка стала прятать голову под диван, чтобы спастись от шума.
Снова и снова от научно обоснованных стратегий было мало проку. Трудно поверить, знаю. Иногда предлагаемые методы работали неделю или даже месяц, но эффект всегда угасал, и мы снова оказывались вначале.
Так что я начала копаться в списках рекомендованной литературы, приведенных в купленных мною книгах. И сразу же в моем страдающем от недосыпа мозгу зазвенели тревожные колокола. Возможно, на прошлой неделе я и спала всего часов 20, но мой исследовательский разум еще не до конца стал киселем, и я смогла увидеть, что многие из этих научных работ по многим параметрам имели серьезные недоработки. Я начала критически относиться к их выводам и сомневаться, что эти стратегии жизнеспособны. Может ли наука на самом деле помочь стать лучшим родителем? Бесспорно, с помощью вакцин и антибиотиков она позволяет поддерживать хорошее физическое здоровье Рози. Но как насчет психического и эмоционального? Может ли наука научить без мучений уложить дочку спать? Или сделать так, чтобы она не бросалась едой за обедом? Или подсказать, как быть, если однажды утром вы просыпаетесь и видите, что ваш карапуз голышом несется по улице? Может ли наука точно сказать, как вырастить доброго, отзывчивого ребенка?
Я задала эти вопросы психологу Брайану Носеку из Университета Вирджинии. Он немного посмеялся, а затем сделал заявление, которое не забуду никогда: «Воспитание детей – одна из самых сложных для науки проблем. По сравнению с ней, запустить ракету на Марс – пара пустяков» (24). Родители просто слишком многого требуют от науки, когда хотят, чтобы она помогла справиться с истериками малышей или рассказала, как вырастить чутких детей, добавил он. Даже в XXI веке у ученых нет возможности ответить на такие сложные вопросы.
Брайан объяснил, что исследования в области воспитания детей, как правило, имеют один серьезный недостаток: они недостаточно убедительны. Именно так, кстати, я и чувствую себя в роли мамы – недостаточно убедительной. Я испытываю чрезмерную нагрузку и пытаюсь сделать больше, чем позволяет мой инструментарий. Многие психологические эксперименты находятся в таком же состоянии и делают слишком много выводов, имея слишком мало информации.
Чаще всего количества детей или семей, участвующих в экспериментах, недостаточно, чтобы понять, работает ли подход. Обычно это несколько десятков человек, но даже «большие» исследования учитывают всего несколько сотен, а не те тысячи и десятки тысяч, необходимые для реальных выводов. Если инструмент проверялся только на малой группе, трудно быть уверенными, что он хорошо работает в принципе или будет хорошо работать с другими детьми[19].