— А как же без этого? — обиделся Козырев.— Нет, вы на самом деле, Николай Петрович, какой-то идеалист!

Аникеев расхохотался.

— Как, как? — спросил он.— Идеалист?

— Конечно!

— А вы, значит, материалист?

— Уж я-то, конечно, материалист,— сказал Козырев самодовольно.

Аникеев закашлялся от смеха, потом вытер слезы, выступившие на глазах, и сказал Козыреву:

— Видите ли, у вас не вполне точное представление об этих двух понятиях. Как-нибудь на досуге я вам объясню, в какой степени вы материалист, а я идеалист. Но в ваших интересах, чтобы это объяснение не состоялось.

— Почему?— удивился Козырев.

— Потому что, боюсь, оно будет не в вашу пользу.

— Зря вы все это, зря, ей-богу, зря!— сказал Козырев, уловив из всего этого туманного разговора некий практический смысл для себя.

Они подошли к заводу.

— А, право, приличная коробка!— сказал Аникеев, разглядывая недостроенные заводские корпуса.— И кладка основательная, довоенная!

Инженеры окружили директора, меж тем как из заводских ворот навстречу им вышло местное начальство. Люди стали знакомиться. Среди уральцев был также и Черных — нештатный болельщик по всем делам завода и поселка.

— Мы вот тут говорим — основательно строитесь!— сказал Аникеев, пожимая руку начальнику незаконченного строительства, природному уральцу Шадрину.

— Да,— ответил Шадрин с достоинством.— У нас на Урале всегда строительство основательно велось. Такая уж повадка. От фундамента идем, а фундамент у нас — чистый гранит и мрамор.

Ленинградцы вежливо посмеялись этой незатейливой шутке, а Аникеев сказал:

— Ну, что ж, если разрешите, пойдем знакомиться с заводом!

— Милости просим! — сказал Шадрин и указал на заводские ворота.

Аникеев любезно пропустил его вперед, но Шадрин, продолжая традицию вежливости, подвинул впереди себя Аникеева.