Книги

Университеты

22
18
20
22
24
26
28
30

Но сопоставить некий абстрактный интерес к мужчинам с таковым интересом к себе брат явно не в состоянии. Мысленно делаю пометочку поговорить с ним, и отдельно – с представителями, так сказать, сексуального авангарда. Или арьергарда?

– Очень вкусно, – похвалил Марсель Пруст, отведав моей стряпни, не слишком даже кривя душой. Готовить я не великий мастер, но несколько «коронных» блюд и в самом деле удаются. Плов притом ещё с прошлой жизни. Да, бывает…

– В самом деле, – подтвердил Анатоль Франс видом знатока, и разговор у нас перетёк на кулинарию, а потом самым странным образом на охоту и прочие мужские радости.

– Ужин у костра после целого дня в седле, – протянул романтически настроенный Костровицкий[33], – запечённая на углях дичь, поданная чернокожим слугой на деревянном блюде, вместе с пряно пахнущими плодами и кореньями, ещё поблёскивающими каплями воды…

Поэт изрядно разошёлся, перейдя на белый стих и вовсе уж завравшись.

Санька явственно хрюкнул, и давя смех, дожевал и проглотил рис, но Костровицкий не дал ему пощады, повернув к нему затуманенную вдохновением физиономию, более всего напомнившую мне морду бурёнки, страдающую запором. А судя по братову хрюканью, не только мне.

«– Му-у!» – сказан он мне одними губами, тут же закрыв рот ладонью и смеясь одними глазами.

– Не обижайтесь, – я вытер рот салфеткой, прикрывая усмешку, – но это и в самом деле забавно. Нет-нет… поэтический образ вполне удачный, просто не имеет ничего общего с действительностью.

– Угум, – поддержал меня Санька, весьма посредственно, если не сказать больше, знающий французский, но ничуть не смущающийся незнанию, – Ваши образы…

– Твои, – перебил его поляк, – мы же уговаривались на «ты».

– Твои образы, – поправился брат, – хороши и уместны, но исключительно для горожан, изредка совершающих променад с ружьём. Для человека, который живёт вельдом, ну или степью, лесом… неважно, всё выглядит несколько иначе. Дичь на углях – рутина, и более всего хочется хорошей похлёбки, каши да свежего хлеба, непременно притом с молоком.

– Равно как и… – Санька снова хрюкнул, – спать на потнике, положив седло на голову. Он, хм… воняет. Мы можем так жить годами, но романтика? Не-ет…

– Африканеры кочуют по вельду в фургонах, обычно семьями, и поверьте, вполне комфортно, – поддержал я брата, – Конечно, насколько это вообще возможно в таких условиях.

– Неужели Африка для вас стала рутиной?! – удивился Марсель.

– Рутиной? Да нет, не стала. Африка велика и прекрасна, и поверьте, она никогда не надоест! – ответил я, – Путешествия, кочевая жизнь на… хм, лоне природы, вот это действительно рутина.

– Мы… – улыбаюсь, но чувствую, что выходит кривовато, – всю жизнь на лоне природы, разве что не африканской, а среднерусской. За исключением последних лет двух, пожалуй. Какая там романтика… весь день на природе, а летом и ночами частенько. А мысли не о мясе на углях, а…

– … что бы пожрать найти, да как бы не замёрзнуть, – закончил за меня Санька, и всем разом стало неловко, и как мне кажется, более всего даже не нам, а французам. Будто бы затронули табуированную тему, которую не принято поднимать в приличном обществе.

– Георг! – громко заговорил испанец, – Скажите, а как вам в голову пришла идея вашего стиля?

– Случай, – откликаюсь тут же, едва заметно опуская веки в знак благодарности Пабло, сбившего неловкую паузу, – я самоучка, и не имея должного мастерства, не стал пытаться, в подражании Великим, делать дрянные подобия настоящих картин. Попытался ухватить суть, как вижу сам, и вроде бы что-то получилось. Так, хм… говорят.

– Впрочем, – поспешно открестился я от незаслуженной толики славы, – художником себя и не считаю. Хобби. Довесок к написанию фельетонов и статей, не более. Возможность нарисовать на полях заметки карикатуру или несколько набросков, которые при удаче пойдут в печать.