– Больше, – поправился дядя Фима, осунувшийся, но жизнерадостный как никогда, – поверь моему жизненному опыту и закладывай на возвращение не меньше двух недель.

Не прекращая жевать, я глазами задал вопрос, и дядя Фима, подождав, пока официант подольёт вина, некуртуазно прочавкал:

– Опыт! Маленькое начальство в большой дыре, да штобы гладко всё прошло? Поверь мине, сидят там либо тряпки, не способные даже в туалет сходить без подтверждающих инструкций из столицы, либо люди с чрезмерным самомнением, играющие с упоением в царя горы.

– Пожалуй, – согласился нехотя брат, – хрен редьки не слаще! То ли инструкций из Парижа будут дожидаться, то ли приёмы устраивать и развлекать себя, повышая заодно собственную значимость в глазах подчинённых.

– Таки да! – энергически жуя, согласился Бляйшман, – А тибе принципиально своё шоу, или я могу немножечко помочь?

– Хм…

– Вот тибе и так! – дядя Фима назидательно воздел вилку, – Привыкай, шо есть люди, которые за тибе и общие интересы!

– Чего это ты вдруг на одесский перешёл? – поинтересовался я, несколько удивлённый перескоком на жаргон. Бляйшману одесский роднее русского и идиша разом, но при необходимости, говорить на великоросском или малоросском наречии может очень чисто, равно как и на немецком.

– Шломо… ти иногда думай головой за вообще, а не только за умное! – сощурился генерал от Иудеи, – Ми с тобой где? В ресторане! И между нами, я чувствуя сибе обезьянкой из-за большого и чрезмерного интереса! Ты мине поручишься, шо здесь никто за язык по губам? Если бы не Миш-ша, который етово не да, я бы попросил тибе перейти на идиш вперемешку с нашим!

– Резонно! – соглашаюсь с ним, – Хотя вопрос, почему не закрывать рот руками, остаётся открытым! Да всё, всё… понял! Не делая мине глазами больно! Понял уже за дезинформацию и общую интересность!

– Можешь через раз, – милостиво разрешил дядя Фима, – я жеж понимаю твою не артистичность!

– Пфе! – выразил я презрение к столь дешёвой инсинуации и провокации, – Ты как смотришь на вовлечение тебя в наши гойские дела?

– Шломо, – всплеснул он руками, – ну шож ты как не родной!? Ты за мине и нас – да, и мине разрешаешь подумать?

Стало внезапно тепло в груди и влажно в глазах, и я заморгал.

– Ну… хватит, – Бляйшман похлопал меня по руке, – а то мине будет неловко, а когда неловко мине, почему-то страдают окружающие.

– Тогда, – шмыгнув носом, я постарался взять себя в руки и поинтересовался, прикрываясь вилкой, – как насчёт жидомасонских тайн? Шо? И у тибе их нет? Досадно…

– Ну если надо, – осторожно сказал дядя Фима, косясь на веселящегося Мишку, – я узнаю одну или две… Ну или больше.

– Узнай, – меня сощурило и понесло по волнам стратегии и умничания. Знаю уже по опыту, что потом вычеркну две трети из придуманного, и оставшуюся треть переделаю до неузнаваемости, но это потом…

– Общая стратегия у нас простая, – объясняю, не переставая есть, – привлечь к русской фракции положительное внимание!

– Но Ллос?! – вырвался у дяди Фимы крик души.