Глава 40

Примостившись на краешке неудобного стула, юноша с волнением смотрел на ответственного редактора, решающего его судьбу. Грузный, немолодой, тот страдал от жары и последствий давнего ранения, однако юноше проявления его недовольства казались грозным знаком.

«– А недурно, – вяло рассуждал Вениамин Ильич, потными пальцами пролистывая лениво заметки потенциального работника, – немного школярски, но стиль чувствуется… Чортова жара!»

Редактор покосился неприязненно на вентилятор под потолком, лениво гоняющий горячий африканский воздух, и шумно выдохнул, промокая полотенцем, лежавшим прямо посреди бумаг, толстую, бронзового цвета шею. Юноша затрепетал, прикусывая пухлые губы и нервически ломая тонкие пальцы с неровно обрезанными ногтями…

… а ответственный редактор, отдуваясь недовольно, перелистывал схваченные скоросшивателем листы, цепко выхватывая суть маленькими, изрядно заплывшими глазками. Вооружённый пенсне и профессионализмом, он делал пометки прямо на страницах, правя на ходу статьи, что выходило машинально, потому как нужды в этом – ну никакой!

На бумаге оставались следы карандаша и пота, а ответственный редактор всё правил, хмыкая и кривя губы, да гримасничая всем своим мясистым лицом, украшенным растительностью в стиле Александра Третьего. Обилие волос на его лице и в носу несколько компенсировалось изрядной плешью на потной макушке.

– Не все заметки мои, – зачем-то напомнил молодой человек, зажав подрагивающие тонкие руки меж колен и ёрзая в волнении. Сидеть было решительно неудобно, но поместиться на стуле всем седалищем казалось ему поведением совершенно неприличным и даже вызывающим, – Если вырезка из газеты скреплена с рукописной статьёй, то она как бы дискутирует…

Вениамин Ильич шевельнулся неловко, и разом напомнили о себя старая рана и застарелый геморрой, от чего бульдожья его физиономия его стала совершенно брюзгливой. Юноша замер, приняв это на свой счёт, и разом вспотев от волнения и отчаяния.

В голову ему полезли тоскливые мысли, что если откажут, то останётся только – пулю в лоб… Денег решительно нет, на дорогу до Африки матушка набирала у всех, кого только можно, и если его не возьмут на работу, то жизнь кончена, так и не начавшись! Решено!

Вчерашний гимназист видел жизнь исключительно в чорно-белых тонах, и сейчас, накручивая сам себя, он набухал слезами и решимостью, видя решением проблем – пулю в голову.

«– Найти место поживописней, – в мрачном упоении думал он, живо представляя, как сядет на белоснежный песок, опираясь спиной на пальму, и пустит в висок…

Или всё же в сердце? – не на шутку озадачился он важным вопросом.

… одну из двух пуль, оставшимся в дрянненьком, купленном по большому случаю, «Велодоге».

Упиваясь картинами неминуемой своей гибели и последующих похорон, на которых просто обязаны были пролить слёзы хорошенькие барышни из приличных семей, он сумрачно грезил наяву. Откуда возьмутся эти самые барышни на похоронах никому не знакомого самоубийцы, юноша не думал. Картинка собственных похорон пастельными тонами набрасывалась у него в голове, почему-то в стиле импрессионизма.

– Што я могу сказать, молодой человек, – с сочным малороссийским акцентом начал неторопливо Вениамин Ильич, снимая пенсне и вертя его в руках, – Могу только…

Дверь распахнулась, впечатавшись в стену, и на пол ссыпалась штукатурка и крупный таракан. Просторный кабинет наполнил собой один-единственный человек. Шумный, громогласный, он в одно мгновение здоровался с просиявшим Вениамином Ильичом, распахивал окно пошире и хлопал юношу по плечу. Его было…

… много!